О ПСИХОЛОГИИ ВОСТОЧНЫХ РЕЛИГИЙ И ФИЛОСОФИЙ

Верующий, со своей стороны, по чисто сентиментальным причинам пытается удержать первобытное состояние ума. Он не собирается отказываться от первобытного, детского отношения к созданным умом и гипостазированным образам, а намерен и дальше вкушать ощущение защищенности и стабильности в мире, надзор за которым осуществляют могущественные, ответственные и добрые родители. Вера по возможности включает в себя sacrificium intellectus* (при условии, что есть чем жертвовать), но никогда не приносит в жертву чувства. Так верующие остаются детьми, вместо того чтобы стать, как дети, – они не обретают жизнь, потому что не теряли ее. Кроме того, вера в связи с этим входит в конфликт с наукой и отказывается от участия в духовных исканиях нашей эпохи.

* Жертвоприношение интеллекта (лат.)

Любой, кто пытается мыслить честно, вынужден признать недостоверность всех метафизических позиций, равно как и всех вероисповеданий. Ему приходится признать также недоказуемую природу всех метафизических положений и примириться с тем, что способность человеческого рассудка вытаскивать себя за волосы из болота ничем не подтверждается. Таким образом, весьма сомнительно, чтобы человеческий ум был в состоянии констатировать нечто трансцендентальное.

Материализм есть метафизическая реакция на внезапное осознание того, что познание – это способность ума, которая становится проекцией, как только выходит за пределы человеческой сферы. Эта реакция оказалась "метафизической", поскольку человек с посредственным философским образованием не смог разглядеть неизбежно следующее за этим гипостазирование; он не заметил, что материя – лишь другое имя для первопричины. В то же время образ мыслей верующего демонстрирует, какое сопротивление встречает у людей философская критика. Он демонстрирует также, сколь велик страх перед необходимостью отказаться от защищенности детства и ринуться в чуждый, неведомый мир – мир, управляемый силами, которым человек безразличен. По сути дела в обоих случаях ничего не меняется: человек и то, что его окружает, остаются на своих местах. Ему только надо увидеть, что он заключен в сфере своей психики и никогда, даже в безумии, не сможет выйти за эти границы; он должен знать также, что форма, в которой является ему его мир или его боги, во многом зависит от состояния его собственного ума.

Мне уже приходилось подчеркивать, что наши высказывания о метафизических предметах обусловлены прежде всего устройством нашего ума. Нам также стало ясно, что интеллект – отнюдь не "ens per se",* самосущая или независимая способность ума, что он представляет собой психическую функцию и в качестве таковой зависит от особенностей психики как целого.

* Сущее благодаря себе (лат.)

Философское утверждение есть продукт определенной личности, живущей в определенное время в определенном месте, а не результат чисто логического, безличного процесса, и в этом смысле оно в существенных своих чертах субъективно. Обладает ли оно объективной общезначимостью или нет, зависит от того, много или мало людей мыслят сходным образом. Изоляция человека в своей психической сфере вследствие теоретико-познавательной критики логически влечет за собой психологическую критику. Такой вид критики философы не любят, так как предпочитают считать философский интеллект инструментом совершенным и непредвзятым. И все же этот интеллект есть функция, зависящая от индивидуальной психики и определяемая со всех сторон субъективными обстоятельствами, не говоря уже о влиянии со стороны окружающих. Мы ведь уже настолько свыклись с этой точкой зрения, что "ум" полностью утратил свой вселенский характер. Он стал более или менее очеловеченной величиной без каких бы то ни было следов его прежнего метафизического и космического аспекта в виде anima rationalis.* В наши дни ум рассматривается как нечто субъективное или даже произвольное. После того как обнаружилось, что гипостазировавшиеся прежде всеобщие идеи суть принципы самого ума, мы постепенно начинаем сознавать, до какой степени весь наш опыт так называемой действительности является психическим: все мыслимое, чувствуемое и воспринимаемое представляет собой психические образы, и сам мир существует лишь постольку, поскольку мы способны продуцировать картину мира. На нас столь глубоко влияет факт нашего заточения в психическом и ограниченности им, что мы с готовностью заключаем в эту сферу даже то, о существовании чего не знаем; мы называем это "бессознательным".

* Разумная душа (лат.)