О психологии западных и восточных религий (сборник)

996 Субъектом гексаграммы является тот, кто в стремлении наверх сталкивается со всевозможными превратностями судьбы, и текст советует, как себя следует вести. В схожем положении находится сама книга. Восходя, подобно солнцу, и заявляя о себе, она отвергается и не встречает признания, при том, что «не будет доверия». Но все же она обретает «великую милость от матери твоего государя». В этом неясном месте на помощь приходит психология: бабушка или родоначальница в сновидениях и сказках нередко олицетворяет бессознательное, ведь у мужчин оно характеризуется женскими чертами. Значит, когда книга не находит понимания у сознания, на полпути к ней присоединяется бессознательное, с которыми она, по своей природе, связана даже более тесно, нежели с рационалистической установкой сознания. Бессознательное в сновидениях часто предстает в женском облике; быть может, в этом и заключается объяснение. Женской фигурой могла выступать и переводчица, миссис Бейнс, окружившая книгу поистине материнской заботой. С точки зрения «Книги перемен», это вполне заслуживает определения «великое счастье». Да, книга предвидит всеобщее одобрение, но опасается злоупотреблений («не будет доверия»). Утрату и приобретение не нужно «принимать близко к сердцу». Надлежит оставаться безучастным к партийным пристрастиям, к успехам и неудачам. Книга никому себя не навязывает.

997 Выходит, что «И-цзин» равнодушно относится к своему будущему на американском книжном рынке и высказывается о нем приблизительно так, как в подобном случае поступает любой разумный человек, размышляющий об участи столь спорного произведения. Это предсказание, плод случайного выпадения монет, настолько осмысленно и по-будничному разумно, что вряд ли возможно придумать более подходящий ответ.

998 Когда в работе над предисловием я дошел до этого места, мне стало любопытно, как «И-цзин» воспримет новую ситуацию, что сложилась благодаря моему тексту. В силу написанного ранее предыдущая ситуация изменилась в той степени, в какой я стал участником событий, и потому мне захотелось узнать, каковы будут последствия моих действий. Должен признаться, что, когда я обдумывал свое предисловие, на сердце у меня лежала тяжесть: будучи человеком по-научному ответственным, я не привык утверждать что-то такое, чего не могу доказать или, по крайней мере, представить в приемлемом для рассудка виде. Не слишком-то приятной задачей мне поэтому виделось желание предъявить публике «сборник древних заклинаний» и сделать его хоть сколько-нибудь приемлемым для современного, критически настроенного читателя, пусть сам я субъективно убежден в том, что за этим содержанием кроется нечто большее.

999 Посему мне немного неловко из-за необходимости взывать к доброй воле и фантазии читателя, вместо того чтобы выложить на стол убедительные доказательства и неуязвимые, достаточно обоснованные с научной точки зрения доводы. Увы, мне чересчур хорошо известно, какого рода упреки могут озвучить против этой древней гадательной техники, ближайшая родственница которой, призванная мною в качестве главного свидетеля, — астрология — и подавно пользуется не самой лучшей репутацией. Нельзя даже быть уверенным в том, что в судне, которому предстоит покорять неизвестные воды, нет роковой течи. Быть может, древний текст испорчен? Быть может, имеются расхождения между частями перевода? Быть может, наши истолкования сродни самообману? При всей моей безусловной убежденности в ценности самопознания что толку ратовать за него, если даже величайшие мудрецы всех стран и времен не добились успеха на этом поприще?

1000 Лишь субъективная убежденность в том, что «Книга перемен» содержит «кое-что важное», заставила меня взяться за это предисловие. Ранее я лишь однажды — в речи, посвященной памяти Рихарда Вильгельма[923], — позволил себе публично высказаться об «И-цзин», но из соображений тактичности о многом умолчал. Теперь настала пора отринуть эту осознанную осторожность; я отважился сделать следующий шаг на пороге восьмого десятилетия жизни, и ныне переменчивые мнения мало меня волнуют, а размышления древних учителей мне интереснее, нежели академические диспуты. Наверное, я и вправду не посмел бы рассуждать о столь сомнительных материях так откровенно, как делаю это сейчас.

1001 Не хотелось бы обременять читателя этими личными подробностями, однако, о чем уже говорилось выше, при гадании часто затрагивается собственная личность вопрошаемого. Своей постановкой вопроса я, по сути, прямо предложил оракулу принять во внимание мои действия. Результатом стала гексаграмма 29 — «Си-кань. Повторная опасность». Третья ее линия усилена шестеркой и гласит:

Придешь или уйдешь — будет бездна за бездной.
Пусть и опасно, но все же есть поддержка.
Войдешь в пещеру в бездне — не действуй.