Стараниями защитников Сальери дальнейшее распространение слухов об отравлении Моцарта, судя по всему, удалось остановить, и к 1830 году они практически сошли на нет. После первоначального всплеска газетно-журнальных сообщений исходное голословное обвинение не обросло никакими конкретизирующими подробностями и ссылками, дополнительными аргументами и свидетельствами и потому не смогло превратиться в популярную легенду. Характерно, что слухи не проникли в русскую печать, обычно столь жадную до европейских сенсаций, хотя о смерти Сальери, «славного капельмейстера», сообщали в 1826 году «Московский телеграф» (Ч. 7. № 2. С. 397), «Сын отечества» (Ч. 106. № 7. С. 301) и франкоязычная петербургская газета «Journal de St. Pétersbourg politique et littéraire» (1826. № 8. P. 30). Против Сальери не выступили ни один музыкант, ни один музыкальный критик или писатель, ни одно авторитетное издание, а вдова Моцарта Констанца, как сообщил бременский историк музыки Вильгельм Кристиан Мюллер (Wilhelm Christian Müller, 1752–1831), предоставила ему доказательства невиновности композитора (Müller 1830: 165).
Все известные нам весьма немногочисленные упоминания о «деле Сальери» в западноевропейской печати за период с 1825 по 1830 год отчетливо делятся на две группы. С одной стороны, некоторые авторы, не зная, видимо, о документах, полученных Карпани, продолжали утверждать, что сошедший с ума Сальери оговорил сам себя. Так, например, в номере лейпцигского еженедельного музыкального журнала «Allgemeine musikalische Zeitung» за 25 мая 1825 года (то есть вышедшем в свет уже после смерти Сальери, последовавшей 7 мая) утверждалось, что он помешался до такой степени, что иногда обвиняет себя в причастности к смерти Моцарта — «бред, в который на самом деле никто не верит, кроме самого немощного и повредившегося умом старика» (Allgemeine musikalische Zeitung. 1825. № 21. 25 Mai. Sp. 349–350; Angermüller 2000: 304). Три недели спустя главный редактор этого журнала Фридрих Рохлиц (Johann Friedrich Rochlitz, 1769–1842), известный писатель и музыкальный деятель, в конце своего пространного апологетического некролога Сальери заметил, что последний год его жизни был омрачен тяжелым психическим недугом, и в приступах умопомешательства он однажды пытался покончить с собой, а в другой раз «обвинил себя в ужасном преступлении, на которое его не сочли бы способным даже злейшие враги» (Allgemeine musikalische Zeitung. 1825. № 24. 15 Juny. Sp. 413; Браудо 1922: 107; Алексеев 1935: 526). Согласно музыкальной энциклопедии В. К. Мюллера, в конце жизни Сальери впал в слабоумие и верил, что отравил Моцарта (Müller 1830: 165).
С другой стороны, сама молва об отравлении Моцарта иногда становится предметом иронии и насмешек: в ней видят «абсурдное обвинение», в которое невозможно поверить (The London Magazine. New Series. 1825. Vol. III. September. P. 133), «чушь», которой пробавляются «дешевые газеты» (New Monthly Magazine and Literary Journal. 1826. Part II. July. P. 89).
Если Пушкин действительно, как предполагает М. П. Алексеев, наводил справки о Моцарте и Сальери у своих знакомых меломанов, внимательно следивших за европейской музыкальной печатью, — А. Д. Улыбышева, В. Ф. Одоевского, братьев Виельгорских, Н. Б. Голицына и др. (Алексеев 1935: 529–532), то он не мог не знать, что слух об отравлении был многократно опровергнут и считался ложным. Показательна точка зрения Улыбышева, выраженная в его огромной франкоязычной биографии Моцарта, над которой он работал с осени 1830 до лета 1840 года. Улыбышев, боготворивший Моцарта, представляет Сальери его «самым неумолимым врагом», главой «фаланги» зловредных итальянских музыкантов в Вене, которые не гнушались ничем, дабы воспрепятствовать успеху моцартовых опер. Неприязнь Сальери к Моцарту, считает Улыбышев, и породила легенду об отравлении. Однако, — продолжает он, как бы опровергая Пушкина, — «к счастью для памяти об итальянце, эта небылица столь же безосновательна, сколь неправдоподобна, столь же абсурдна, сколь жестока» («Heureusement, pour la mémoire de l’ Italien, ce conte est aussi dénué de fondement que de vraisemblance, aussi absurde qu’il est atroce» — Oulibicheff 1843: 165).