О Пушкине, o Пастернаке

В Западной Европе арию Кальпиджи отлично помнили еще в 1820‐е годы. На ее мотив, например, написана одна из песен Беранже: «La sainte alliance barbaresque» (Béranger 1827: 206–207). Когда в 1825 году «Тарар» был поставлен в Лондоне, один из рецензентов писал: «Есть в опере одна ария, которая заслуживает особого упоминания, а именно песня Кальпиджи <…> Ее с давних пор любят во Франции, где после премьеры „Тарара“ она была настолько популярна, что едва не стала народной песней» (The Parthenon: A Magazine of Art and Literature. 1825. № 11. 20 August. P. 174). В 1828 году автор английской рецензии на книгу графа Григория Орлова об итальянской опере (см. преамбулу к коммент.), говоря о Сальери, который, по его словам, «то ли еще жив, то ли недавно умер», вспоминает время, «когда веселая ариетка Сальери „Ahi povero Calpigi“ была у всех на устах» (The Foreign Review, and Continental Miscellany. 1828. Vol. II. P. 38). В те же годы путешествовал по Италии Генрих Гейне, который позднее, описывая эту поездку во французской версии «Путевых картин» («Луккские воды», гл. 6), процитировал — без всяких пояснений, как отлично знакомые франкоязычным читателям, — куплеты из песенки Кальпиджи: ее весело распевает под гитару профессор из Болоньи в гостях у двух дам очень легкого поведения (Heine 1834: 213–214).

В письме к Пушкину от 7 июля 1835 года Катенин в шутку называет себя «бедным Кальпиджи»: «…все заняты своим, и до povero Calpigi никому дела нет» (Пушкин 1937–1959: XVI: 39; в справочном томе Пушкин 1937–1959 аллюзия на «Тарара» не идентифицирована). Судя по этой аллюзии, у Катенина не было сомнений в том, что Пушкин знает песенку из «Тарара»; возможно, он заметил отсылку к ней в соответствующих стихах МиС и хотел намекнуть на это Пушкину. Самоуничижительное отождествление себя с несчастным персонажем оперы Сальери могло также быть и скрытым упреком, если Катенин действительно узнал некоторые собственные черты в образе завистника (см. об этом выше).

В опере Бомарше и Сальери песенка исполняется в сцене народного праздника и внезапно обрывается, когда тиран Атар, услышав в ней имя ненавистного ему Тарара, бросается на Кальпиджи с кинжалом. Это придает упоминанию о «мотиве» из «Тарара» дополнительный смысл: подразумеваемая сцена радости и веселья, вдруг сменяющихся ужасом, перекликается с «программой» моцартовой «безделицы» (ср.: «Я весел…. Вдруг: виденье гробовое, / Незапный мрак или что нибудь такое…»), которая, в свою очередь, резюмирует главную тему не только МиС, но и других «маленьких трагедий» (см. выше).