О Пушкине, o Пастернаке

There is a willow grows askant a brook
That shows his hoar leaves in the glassy stream;
Therewith fantastic garlands did she make,
Of crowflowers, nettles, daisies, and long purples,
That liberal shepherds give a grosser name,
But our cold maids do dead men’s fingers call them:
There, on the pendent boughs her crownet weeds
Clamb’ring to hang, an envious sliver broke,
When down her weedy trophies and herself
Fell in the weeping brook. Her clothes spread wide,
And, mermaid-like, awhile they bore her up
Which time she chanted snatches of old lauds,
As one incapable of her own distress,
Or like a creature native and endued
Unto that element. But long it could not be
Till that her garments, heavy with their drink,
Pull’ d the poor wretch from her melodious lay
To muddy death.

[Hamlet. Act IV. Sc. 7, 167–184]

<В переводе А. Кронеберга:>
Там ива есть: она, склонивши ветви,
Глядится в зеркале кристальных вод.
В ее тени плела она гирлянды
Из лилий, роз, фиалок и жасмина.
Венки цветущие на ветвях ивы
Желая разместить, она взобралась
На дерево; вдруг ветвь под ней сломалась —
И в воды плачущие пали с нею
Гирлянды и цветы. Ее одежда,
Широко расстилаясь по волнам,
Несла ее с минуту, как сирену.
Несчастная, беды не постигая,
Плыла и пела, пела и плыла,
Как существо, рожденное в волнах.
Но это не могло продлиться долго:
Одежда смокла — и пошла ко дну.
Умолкли жизнь и нежные напевы! (132)

Из монолога в оригинале к Пастернаку переходит слово «трофеи» (trophies), а упомянутая в начале ива (willow), с которой падает в ручей несчастная Офелия, трансформируется в охапку верб в ее руках.

Как показала К. О’Коннор, Пастернак подчеркивает и драматизирует общую судьбу Дездемоны и Офелии не только с помощью параллелизмов, но и благодаря переадресации образов. Так, «плакучие русла», отнесенные в «Уроках английского» к Дездемоне, восходят к «weeping brooks» (букв. «плачущие / плакучие ручьи») в описании гибели Офелии, причем в обоих случаях эпитет переносится с ожидаемого существительного на другое. С другой стороны, «охапка верб» (то есть ветки ивы) в руках у Офелии, заменяющая венки из цветов оригинала, напоминает о стихе «willow must be my garland» («ива мне будет венком») в песне Дездемоны. Добавлю также, что в рифмопаре четвертой строфы «осточертела / чистотела» явственно слышится имя Отелло.

За образами шекспировских героинь у Пастернака стоит мощная поэтическая традиция, как русская, так и западноевропейская. Она неплохо описана в работе Л. Пановой, которая составила маленькую антологию стихотворений, посвященных Дездемоне и Офелии[510]. Из них, как мне кажется, для «Уроков английского» релевантны только три текста: «К тени Десдемоны» (1829) И. Козлова, «Я болен, Офелия, милый мой друг!..» (1847) А. А. Фета, а также триптих А. Рембо «Офелия» («Ophélie», 1870).

В стихотворении Козлова обращает на себя внимание первая строфа, в которой Дездемона после смерти превращена в «звезду любви», как герои и героини нескольких древнегреческих мифов:

Десдемона, Десдемона!
Далека тревог земных,
К нам из тучи с небосклона
Ты дрожишь звездой любви[511]

.