Математических наук — Карцев
. Немецкого языка — Гауэншильд. Французского — Будри; человек пожилых лет, брат знаменитого Марата, очень на него похожий лицом; он, с соизволения Екатерины II, переменил фамилию, страшную в летописях истории, и назвался Будри, по местечку, где он родился. Его класс был один из самых весёлых; переводил с воспитанниками Недоросля Фонвизина, переводя, прыгал, поддувал перушком, подобно Митрофанушке.Особенного расположения к кому-нибудь из профессоров не было[713]
. Профессора неаккуратно приезжали на лекции, затем, между прочим, что некоторые из них, например, Будри, преподававший во всех женских заведениях, жил в Петербурге.В Лицее и Пансионе воспитанники устраивали театр и играли, но Пушкин и Дельвиг никогда не играли. Играли Нового Стерна, Чудаки[714]
.Пушкин поступил в Лицей при самом его основании. Нащокин (который был одним годом его моложе) был в Пансионе Гауэншильда. Они часто видались и скоро подружились. Пушкин полюбил его за живость и остроту характера. Вообще Пушкин любил всех товарищей, врагов у него не было. Хотя у Пушкина в Пансионе был брат (Лев), но он хаживал в Пансион более для свидания с Нащокиным, чем с братом (глупый Нащокин, умный К.)
Экзамен, который (один раз) посетил Державин, был один из обыкновенных годичных, а не выпускной[715]
. Об ласке Державина к Пушкину не было особенно говорено тогда.В 1816 г. Лицей и церковь сгорели, и тотчас за этим выпустили воспитанников, в том числе и Пушкина, который, стало быть, не пробыл урочных 6 лет[716]
.Нащокин вышел раньше Пушкина, не кончив курса, ещё не переведённый из Пансиона в Лицей. С тех пор надолго прекратились его сношения с Пушкиным, до самого 1828 г., когда в Москве началась самая тесная дружба.
Приезжая в Москву, Пушкин всегда останавливался у Нащокина и всегда радовался, что извозчики из почтамта умели найти его квартиру и привезти его к нему, несмотря на то, что он менял квартиры. Всего дольше он жил у старого Пимена, в доме <Иванцовой>[717]
.Когда он приезжал к нему, они тотчас отправлялись в бани (Лепехинские, что были у Смоленского рынка) и там вдоволь наговаривались, так что им после не нужно было много говорить: в обществе они уже вполне понимали друг друга[718]
. Вставал Пушкин довольно рано, никуда не выходил, покуда не встанет Нащокин, просыпавшийся довольно поздно, потому что засиживался в Английском клубе, куда Пушкин не ездил. Питая особенную к нему нежность, он укутывал его, отправляя в клуб, крестил.Писать стихи Пушкин любил на отличной бумаге, в большом альбоме, который у него был с замком; ключ от него он носил при часах, на цепочке. Стихов своих нисколько не скрывал от Нащокина[719]
.Роман «Дубровский» внушён был Нащокиным. Он рассказывал Пушкину про одного белорусского небогатого дворянина, по фамилии Островский (как и назывался сперва роман), который имел процесс с соседом за землю, был вытеснен из именья и, оставшись с одними крестьянами, стал грабить, сначала подьячих, потом и других. Нащокин видел этого Островского в остроге[720]
.Сказку о Царе Салтане Пушкин написал в дилижансе, проездом из Петербурга в Москву[721]
.Распорядителем суммы, вырученной за продажу сочинений Пушкина, был граф Строганов, один из душеприказчиков, поручивший это дело какому-то Отрешкову (из 250 — только 30 т.)[722]
. После Пушкина осталось только 75 рублей денег и 60 тысяч долгу, уплаченного государем[723]. Из 75 на память взяли себе по 25 — Жуковский, Виельгорский[724] и Нащокин. Последнему же достался бумажник, архалук (подаренные в собрание Погодина), маска, отданная Сухотину, и часы, которые он уступил Гоголю[725].Пушкин не любил Вяземского, хотя не выражал того явно; он видел в нём человека безнравственного, ему досадно было, что тот волочился за его женою, впрочем, волочился просто из привычки светского человека отдавать долг красавице[726]
. Напротив, Вяземскую Пушкин любил[727].Баратынский не был с ним искренен, завидовал ему, радовался клевете на него, думал ставить себя выше его глубокомыслием, чего Пушкин в простоте и высоте своей не замечал[728]
.