О Пушкине: Страницы жизни поэта. Воспоминания современников

Владимир Иванович Даль был связан дружественными отношениями с Пушкиным в 1832—1837 гг. как литератор, автор «Толкового словаря живого великорусского языка», а в дни предсмертной болезни поэта и как врач. Ему принадлежит несколько воспоминаний о Пушкине: «Записка о болезни и смерти поэта» (см. в кн. П. Е. Щёголева «Дуэль и смерть Пушкина», с. 178—183); о встрече с ним в Оренбурге, когда поэт совершал поездку с целью собирания материалов для своей «Истории Пугачёва» (см. в кн.: Пушкин в воспоминаниях современников. С. 222—226), о дуэлях Пушкина (частично использовано П. И. Бартеневым в работе «Пушкин в Южной России», целиком опубликовано Н. О. Лернером в журн. «Русская старина». 1907. № 10).

В «РА» Бартенев неоднократно обращался к воспоминаниям Даля, а в № 10, 1872 г. опубликовал пространный некролог.

Подробный комментарий к приводимой записи см.: Рассказы о Пушкине. С. 67—68. 

Рассказы П. В. и В. А. Нащокиных

Первая беседа 1 октября 1851 года

Лицей помещался в Царскосельском дворце[706]. В одном корпусе здания помещалось заведение, в другом жило царское семейство: их соединяла церковь, находившаяся в середине дворца; здесь сходились, на хорах, воспитанники и члены императорской фамилии, и Александр нередко становился на сторону, где стаивали воспитанники, обходясь с ними очень ласково. Сначала заведение открыто было только на 30 человек, но так как это число не было формально объявлено, то родители навезли отовсюду детей, и число желавших поступления далеко превышало 30. Не поступившие в Лицей сначала разместились пансионерами у профессоров, и один из последних, Гауэншильд, преподававший немецкий язык, составил из них целый пансион, который обратил на себя внимание императора, был им утверждён и причислен к Лицею, под названием Лицейского пансиона[707]. Года через 2 или 3 эти заведения пришли в такое отношение. Из воспитанников Лицея (число их уменьшилось до 28, ибо один умер, другой, Гурьев, не желая быть сечёным, был исключён)[708] составили высший, второй курс, воспитанники же Пансиона — низший, первый. Каждый пробывал в обоих курсах по 3 года и, стало быть, учился 6 лет. Высший курс носил золотые петлицы, низший серебряные (первоначально же все ходили просто в сереньких курточках). Заведение содержалось богато[709]. Для каждого лицеиста была особенная комната, что составляло ряд номеров, разделяемых коридором, по концам которого стояли две умывальницы. В одной из комнат тут же жил надзиратель, совершавший, между прочим, и ночные дозоры. Часов в 7 звонок будил воспитанников, они умывались, другой звонок звал их в нижний этаж здания, где поочередно читались молитвы и воспитанники пили чай. От 10 до 12 классы,— два предмета, два профессора. В час обед, затем от 2 до 5 опять классы, и остальное время было свободное, т. е. предоставлялось делать, что угодно. Стеснений никаких не было. Хотя из Лицея никого никогда не пускали домой, однако обращение было до того свободно, что в саду лицеисты без опасения курили в присутствии надзирателя, должность которого исправлял до последнего времени Чириков, учитель рисования. После, по присоединении Гауэншильдовского пансиона, был ещё надзиратель — Калинич.

Директор Лицея был Малиновский, брат Алексея Фёдоровича, известного начальника Московского Архива.

При Лицее была библиотека, знаменитая тем, что принадлежала Вольтеру, у которого куплена Екатериною. Многие книги носят отметки знаменитого владельца. Воспитанники свободно могли ею пользоваться. «Основанием нашей Библиотеки (говорит профессор Я. Ханыков в отчёте о состоянии императорского Александровского Лицея, читанном на акте Лицея 12 июня 1850 (стр. 22), послужило, как известно, драгоценное собрание книг, подаренное Лицею его августейшим учредителем; некоторые из них находились в личном употреблении самого государя с его собственноручными замечаниями и отметками. В настоящее время библиотека содержит в себе 5.756 сочинений»[710].

Ученье было довольно лёгкое, энциклопедическое; особенной любви к наукам в Лицее не оказывалось, хотя воспитанники уважали преподавание и преподавателей[711].

Профессора Закона Божия и Богословия: сначала Музовский, отправленный после в Пруссию для обучения Александры Фёдоровны; потом Мансветов, человек строгий[712]*. Русской словесности Кошанский, воспитанник Московского Университетского пансиона.

Он же и профессор Латинского языка.

Греческий язык не преподавался.

Психологии — Куницын, после него Логики и Нравственной Философии — Галич.