Читаем О Пушкине: Страницы жизни поэта. Воспоминания современников полностью

Ни блеск ума, ни стройность платьяНе могут вас обворожить:Одни двоюродные братьяУзнали тайну вас пленить.Лишили вы меня покоя,Но вы не любите меня;Одна моя надежда Зоя —Женюсь, и буду вам родня.

Дальше следовали такие подробности, что уже нельзя было отдать стихов той, кому они назначались[409].

Кроме того, временными предметами внимания, а иногда и минутной любви Пушкина в Кишинёве была молодая молдаванка Россети, которой ножки, как все уверены там, будто воспеты в первой главе Онегина, потом Пульхерия Егоровна Варфоломей, вышедшая за греческого консула в Одессе г. Мако; девица Прункул и другие.

Случаи к любезностям и болтовне с женщинами, до которой Пушкин всегда был большой охотник, всего чаще представлялись в танцах. Пушкин охотно и много танцевал. Ему нравились эти пестрые собрания, где турецкая чалма и венгерка появлялись рядом с самыми изысканными, выписанными из Вены, нарядами. В Кишинёве тогда славились и приглашались на все вечера домашние музыканты боярина Варфоломея, из цыган. «В промежутках между танцами,— рассказывает В. П. Горчаков,— они пели, аккомпанируя себе на скрипках, кобзах и тростянках, которые Пушкин по справедливости называл цевницами. И действительно, устройство этих тростянок походило на цевницы, какие мы привыкли встречать в живописи и ваянии… Пушкина занимала известная молдаванская песня тю юбески питимасура, и ещё с бóльшим вниманием прислушивался он к другой песни ардема, фридема, с которою породнил нас своим дивным подражанием в поэме Цыганы: Жги меня, режь меня. Его занимала и мититика — пляска с пением, но в особенности так называемый сербешти» (сербская пляска)[410]. Пушкин попросил кого-то положить на ноты упомянутую цыганскую песню и впоследствии напечатал эти ноты[411].

Кстати, о балах и танцах. В Кишинёве до сих пор Пушкину приписываются разные стишки, и в том числе следующие, которые мы приводим, потому что, хотя они, вероятно, и не его, но отчасти изображают тамошнее общество:

Музыка Варфоломея,Становись скорей в кружок,Инструменты строй живее,И играй на славу джок.Наблюдая нежны связи,С дамой всяк ступай любойВ первой паре КатаказиС скромной Стамовой женой[412].

Катакази — губернатор; Стамо, урождённая Симфераки — супруга одного дипломатического чиновника.

Вот ещё стихи, уже в самом деле пушкинские. Они принадлежат, собственно, к январю 1823 года, но этого рода отношения оставались одни и те же. Прошёл слух, что в один из понедельников Варфоломей намерен дать большой бал и пригласить славных музыкантов Якутского полка (стоявшего перед тем с Воронцовым в Мобеже). Пушкина, как и всех, занимал этот бал, и, желая разузнать о нём, он писал В. П. Горчакову записку:

Зима мне рыхлою стеноюК воротам заградила путь;Пока тропинки пред собоюНе протопчу я как-нибудь,Сижу я дома как бездельник;Но ты, душа души моей,Узнай, что будет в понедельник,Чтó скажет наш Варфоломей[413].

Выше замечено, что оживлению Кишинёва много способствовали стоявшие в нём войска. Пушкин по целым дням проводил с офицерами генерального штаба и 16-й дивизии и близко познакомился с военным бытом. «Жизнь армейского офицера известна, рассказывает он в повести Выстрел (черты которой очевидно принадлежат Кишинёву). Утром ученье, манеж, обед у полкового командира или в жидовском трактире; вечером — пунш и карты». Но осенью 1821 года эта жизнь, хотя и шумная, но довольно однообразная, вдруг получила новое движение и заволновалась. Пронёсся слух, что войска двинутся в поход и что объявлена будет война с Турцией. Этой войны тогда несколько раз ожидали. И за границей, и у нас, все были уверены, что наши напряжённые отношения с Турцией должны неминуемо повести к взрыву и что император Александр открытым образом вступится за греков, которые тогда начали борьбу уже в самой Греции и на островах Архипелага. На недавнем конгрессе в Люблянах (Лайбахе) Меттерних едва-едва успел отвести глаза императору Александру от Греции. Слухи о войне взволновали Кишинёв и Пушкина. 29 ноября пишет он стихи Война, из которых можно заключить, что, по крайней мере на ту минуту, вспыхнуло в нём давнишнее желание поступить в военную службу:

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 мифов о Берии. От славы к проклятиям, 1941-1953 гг.
100 мифов о Берии. От славы к проклятиям, 1941-1953 гг.

Само имя — БЕРИЯ — до сих пор воспринимается в общественном сознании России как особый символ-синоним жестокого, кровавого монстра, только и способного что на самые злодейские преступления. Все убеждены в том, что это был только кровавый палач и злобный интриган, нанесший колоссальный ущерб СССР. Но так ли это? Насколько обоснованна такая, фактически монопольно господствующая в общественном сознании точка зрения? Как сложился столь негативный образ человека, который всю свою сознательную жизнь посвятил созданию и укреплению СССР, результатами деятельности которого Россия пользуется до сих пор?Ответы на эти и многие другие вопросы, связанные с жизнью и деятельностью Лаврентия Павловича Берии, читатели найдут в состоящем из двух книг новом проекте известного историка Арсена Мартиросяна — «100 мифов о Берии»Первая книга проекта «Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917–1941 гг.» была посвящена довоенному периоду. Настоящая книга является второй в упомянутом проекте и охватывает период жизни и деятельности Л.П, Берия с 22.06.1941 г. по 26.06.1953 г.

Арсен Беникович Мартиросян

Биографии и Мемуары / Политика / Образование и наука / Документальное
100 знаменитых отечественных художников
100 знаменитых отечественных художников

«Люди, о которых идет речь в этой книге, видели мир не так, как другие. И говорили о нем без слов – цветом, образом, колоритом, выражая с помощью этих средств изобразительного искусства свои мысли, чувства, ощущения и переживания.Искусство знаменитых мастеров чрезвычайно напряженно, сложно, нередко противоречиво, а порой и драматично, как и само время, в которое они творили. Ведь различные события в истории человечества – глобальные общественные катаклизмы, революции, перевороты, мировые войны – изменяли представления о мире и человеке в нем, вызывали переоценку нравственных позиций и эстетических ценностей. Все это не могло не отразиться на путях развития изобразительного искусства ибо, как тонко подметил поэт М. Волошин, "художники – глаза человечества".В творчестве мастеров прошедших эпох – от Средневековья и Возрождения до наших дней – чередовалось, сменяя друг друга, немало художественных направлений. И авторы книги, отбирая перечень знаменитых художников, стремились показать представителей различных направлений и течений в искусстве. Каждое из них имеет право на жизнь, являясь выражением творческого поиска, экспериментов в области формы, сюжета, цветового, композиционного и пространственного решения произведений искусства…»

Илья Яковлевич Вагман , Мария Щербак

Биографии и Мемуары