О, Путник!

— О, как хорошо сказано! — захлопал в ладоши ПОЭТ.

— Может быть и хорошо, но довольно банально, — буркнул я. — Всё это уже давным-давно сказано, а потом, повторенное сравнительно недавно, кем-то дополнено, немного обновлено и с умным видом пересказано. Борьба противоположностей, переход количества в качество и так далее… Называйте это диалектикой или как-то по-другому. Философствуйте, изгаляйтесь, сколько хотите! Словоблудие правит миром, подчас оно намного сильнее здравого ума, искренних чувств и многого чего другого, настоящего.

Я отпил вино из бокала, задумчиво посмотрел на величественные горы.

— Новые свежие мысли и оригинальные идеи рождаются крайне редко, — усмехнулся я. — Всё остальное мусолится, из века в век повторяется на разный манер, не более того. Представьте, кстати, эту поляну сотню лет назад. Привал, обед, отдых. Как вы думаете, о чём тогда разговаривали люди? Всё о том же, о чём и мы сейчас, ну, только, конечно, с разными вариациями. И каждый раз человек думает, что вносит какой-то новый вклад в познание и осознание мира, а на самом деле всего-навсего буксует на одном и том же месте, не более того. Топчется, бедолага, топчется, а с места сдвинуться никак не может.

— Извините, ПУТНИК, не соглашусь с Вами. Вы настроены сегодня уж слишком пессимистично, — сказал ПОЭТ. — Чем всё-таки чаще всего заканчивается пробуксовка и топтание на одном месте? Конечно же, — дальнейшим движением! А что такое движение? Это познание, которое не остановить! Только в движении в голову приходит что-то путное и новое. Не так ли, Милорд!? Как говорится, — под лежачий камень и вода не течёт!

— Может быть, вы и правы, — устало произнёс я. — Что-то я действительно чрезмерно разбрюзжался. Ладно, чёрт с ними, с диалектикой и познанием. А вот как вы полагаете, какие темы в разговоре во все времена интересуют людей больше всего, ну, скажем, три-четыре, ну, максимум пять-шесть основных тем?

Мои спутники задумались.

— Господа, о чём здесь думать! Всё очень просто! Любовь, Смерть, Власть, Преступления, Здоровье и Деньги! Назовите ещё что-либо хоть более-менее существенное. Всё остальное производно от данных тем и вертится вокруг этих ипостасей. Как вы считаете, ГРАФИНЯ?

ПОЭТ исподлобья и задумчиво посмотрел на меня, ГРАФИНЯ отрешённо созерцала небо, все остальные присутствующие лица никак не выражали своих чувств, эмоций и мнений, почтительно молчали.

— А как же другие темы!? История, путешествия, дети, мужья, любовники, интриги, таинственные явления, сплетни, мода, война, погода, природа, искусство, литература, наука, пища, в конце концов! И очень многое, многое другое? — наконец раздражённо спросила ГРАФИНЯ.

— Повторяю, всё это не главное и производно от шести основных тем, названных мною, и вращается, так или иначе, вокруг них, не более того! Вот, например, упомянутая вами тема войны. Каков её основной лейтмотив? Ну-ка, ну-ка!

— Конечно же, Милорд, главенствуют линии жизни и смерти. Прежде всего, — смерти. Именно она волнует всех нас в первую очередь, — вмешался в наш разговор ПОЭТ. — Вот мы сидим здесь, радуемся жизни, а в подсознании всегда думаем о смерти. И, конечно, такие мысли приходят в голову прежде всего на войне.

— Вот то-то и оно! — засмеялся я.

— Бедные мои родители! — неожиданно горестно произнесла ГРАФИНЯ.

Девушка вдруг безутешно и навзрыд заплакала. Все помрачнели, настроение резко упало. Я слегка обнял ГРАФИНЮ, нежно провёл ладонью по её мокрым щекам.

— Ничего, ничего, милая… Скоро всё будет расставлено по своим местам, все получат по заслугам. Не плачьте, слезами горю не поможешь.

Некоторое время мы сидели молча. Я по-прежнему обнимал девушку, впитывал всем своим существом волнующие запахи её кожи и волос, с радостью и тревогой ощущал рождение внутри меня новых, невероятных, необъяснимых и сладостных чувств. Боже, как хорошо!

ГРАФИНЯ осторожно отстранилась от меня, смахнула с глаз последние слёзинки, мягко и странно улыбнулась.

— А не соизволите ли произнести тост, ПУТНИК? — сказала она ещё немного дрожащим, но искусственно весёлым голосом. — Я не сомневаюсь, что у Вас есть какой-то особенный тост.

— Конечно, милая, конечно. У меня есть очень краткий, но гениальный тост, против которого никто из присутствующих здесь не сможете выставить ничего более достойного. Пари на этот счёт я заключал неоднократно, все мне проигрывали. Кто хочет рискнуть и заключить со мною пари, господа? А!? Ну-ка, ну-ка! Смелее, смелее!

— Я готов заключить с Вами пари! — решительно заявил ПОЭТ. — Поверьте, — у меня имеется в запасе парочка великолепных тостов.

— Ах, милейший! Козырный туз может быть только один, пары он не терпит и находится в моём рукаве.

Я резко встал, поднял бокал. Вино рубиново и ярко заискрилось под солнцем, которое достигло зенита. Все вскочили, почтительно притихли. Где-то в глубинах моего подсознания возникла и засияла, заполняя всё вокруг, удивительная по красоте и глубине фраза:

— ЗА НЕВЫНОСИМУЮ ЛЁГКОСТЬ БЫТИЯ! — громко произнёс я, обратив пылающий взор к небу, и решительно осушил бокал.