— Да, конечно, конечно, Сир… Так вот, мы некоторое время наблюдали за Вашими переговорами с рыцарем в белом, потом увидели, как к холму приближается конный отряд, очень забеспокоились. Затем разразилась эта ужасная гроза, начался ливень. Ваша свита в десятке шагов от Вас во главе с БАРОНОМ заняла оборону, рядом с Вами внезапно возник АНТР. В это время ударила первая молния, она пронзила землю недалеко от Вас. Разряд и последующий за ним гром были очень мощным, всё вокруг задрожало, загудело, затряслось. Вы стояли с ПОСОХОМ один на холме. Мне даже показалось, что Вас окружает какое-то сияние. ЗВЕРЬ ужасно завыл, воздух как-то странно, зубодробительно завибрировал. Вы мне не поверите, но зубы у меня действительно залязгали, волосы встали дыбом, клянусь, первый раз в моей жизни, это факт, а не аллегория.
— Ну, ну, и что же было дальше? — с жадным интересом спросил я.
— Так вот, Сир, — продолжил ПОЭТ. — Конники в это время уже смяли отряд БАРОНА, но дьявольский вой ЗВЕРЯ внёс в их ряды страшное смятение. Кто-то оказался на земле, кого-то куда-то понесли лошади. Пара-тройка десятков спешившихся воинов попыталась всё-таки добраться до Вас, надо отдать должное их храбрости, но не безрассудству. ЗВЕРЬ молниеносно с ними, идиотами, расправился. Жуткое было зрелище! Латы рвались, как бумага! Головы, руки, ноги отделялись от туловищ, кишки вылетали из разодранных животов, кровь била фонтанами! Вопли, проклятия, стоны! Ужасно, невероятно, грандиозно!
Во время этого довольно реалистичного повествования моего Летописца, точнее, на самом его пике, раздался какой-то булькающий звук. Это бледная, как предрассветная дымка, ГРАФИНЯ пыталась сдержать рвоту.
— О, Ваше Сиятельство, извините! — смутился ПОЭТ.
— А что же было со мною? — нетерпеливо спросил я.
— Как видите, Сир, наша милая дама созерцала события, описанные мною, и может всё подтвердить Ну, а потом она потеряла сознание и упала с повозки, слава Богу, вполне удачно, ничего себе не повредила. Что касается Вас, Сир… В какой-то момент ударила вторая молния. Она была мощнее первой, и у меня вдруг возникло ощущение, что обе они хотели попасть в Вас, или, вернее, кто-то ими хотел попасть именно в Вас, и в никого другого. Последнее предположение конечно нелепо, совершенно фантастично и не выдерживает никакой критики. Кто может управлять молниями? Только Бог! Но ведь его нет!
— Что!? Ах, ты червяк! — пробасил БАРОН и, схватив рассказчика за грудки, вдруг с лёгкостью поднял его над собою и так встряхнул ПОЭТА, что у того громко щёлкнули челюсти.
Неизвестно что бы случилось с новоявленным атеистом, если бы я решительно не пресёк действия БАРОНА. Я быстро перехватил его ручищи, вырвал из них ПОЭТА и поставил его на землю.
— Господа, давайте оставим на потом тему Бога и возможные в связи с этим выяснения отношений. Сейчас меня чрезвычайно интересует рассказ ПОЭТА. Я хочу дослушать его до конца. И так, продолжайте, безбожник вы наш.
Бледный ПОЭТ дрожащими руками поправил свои растрёпанные волнистые кудри и слегка охрипшим голосом продолжил:
— Так вот… Первая молния, если можно так сказать, промахнулась, а вторая попала прямо в Вас, Сир, вернее не в Вас, а в Ваш ПОСОХ. А точнее, она ударила в Вас, но мгновенно как бы перетекла в ПОСОХ. Это трудно сейчас точно и полно описать, объяснить словами, но было примерно так. Всё вокруг поглотила страшная световая вспышка, раздались ужасные грохот и треск, земля как бы стала куда-то уползать из под ног, потом вздыбилась, моя повозка перевернулась, сам я отлетел в сторону, сильно ударился обо что-то головой, потерял сознание. Но перед этим я успел услышать дикий вой АНТРА. Это было ужасно!
ПОЭТ дрожащими руками взял со стола кружку с водой, выпил её одним махом, а потом, успокоившись, продолжил повествование.
— Через некоторое время я очнулся, заполз под какую-то другую тяжёлую повозку, кажется, в ней была казна, и находился там до раннего утра. Передвигаться за её пределами было невозможно, дождь стоял стеной, ветер сбивал с ног, мгла окутала всё вокруг зловещим, мистическим, чёрным покрывалом, рождающим ужас и отчаяние!
— И долго длилось это состояние природы? — задумчиво спросил я.
— Довольно долго, Сир, как я сказал, почти до раннего утра, до начала восхода солнца, — сказал ПОЭТ. — Дождь и ветер, наконец, прекратились, наступил тихий и чистый рассвет. Я отыскал ГРАФИНЮ, мы вместе пошли искать Вас, долго бродили по полю, наконец, нашли. Вы находились в ужасном состоянии: лежали весь в копоти и в грязи в большой чёрной воронке. В руках Вы сжимали ПОСОХ, который был, как ни странно, абсолютно невредимым, чистым и сухим. Под Вами же растеклась лужа крови. В Вас я не обнаружил ни малейших признаков жизни, — ни пульса, ни дыхания. Я несколько раз их проверил, ведь я же ещё в некотором роде и врачеватель. Вы, Сир, уж простите меня, были совершенно мертвы! Абсолютно мертвы! Но всё же каким-то образом воскресли! По этому поводу могу высказать ряд предположений. Во-первых…