О революции

Авторитет, на котором основывалось римское государство, заключался не в законах и не нуждался в вышестоящем авторитете. Он был воплощен в политическом институте, римском сенате - potestas in populo, но auctoritas in Senatu, - и тот факт, что верхняя палата конгресса была названа по аналогии с этим римским институтом, свидетельствует только о том, что американский сенат имеет мало общего с римской или даже венецианской моделью; он отчетливо указывает, насколько полюбилось это слово тем, кто настроился на дух "античного благоразумия". Среди "многочисленных нововведений на американской сцене" (Мэдисон), пожалуй, самое значительное, и уж, конечно, самое заметное, состояло в перемещении места пребывания авторитета из (римского) сената в Верховный суд. Что оставалось близким римскому духу, так это необходимость в установлении конкретного института, который, в явном отличии от законодательной и исполнительной властей, был задуман специально как воплощение авторитета. Именно этим некорректным употреблением слова "сенат", или скорее своим нежеланием наделять авторитетом законодательную власть, "отцы-основатели" продемонстрировали, насколько хорошо они усвоили свойственное римлянам различение между властью и авторитетом. Ибо причина, по которой Гамильтон настаивал, что "величие национального авторитета должно проявить себя через посредство судов справедливости"[362], состояла в том, что, с точки зрения власти, судебная власть, не обладая "ни силой, ни волей, но только суждением ... вне всякого сравнения была слабейшей из всех трех властей"[363]. Другими словами, сам авторитет сделал ее непригодной для власти, также как, наоборот, само обладание законодательной властью сделало сенат непригодным в качестве носителя авторитета. Даже судебный контроль, этот, согласно Мэдисону, "уникальный вклад Америки в политическую науку", не обошелся без своего прототипа в виде римского института цензуры; и еще в качестве "Совета Цензоров" "в Пенсильвании в 1783-м и 1784 году" ему довелось "исследовать, “не нарушена ли конституция и не превысили ли свои полномочия законодательная и исполнительная власти”"[364]. Суть, однако, состоит в том, что, когда этот "великий и новый эксперимент в политике" был инкорпорирован в Конституцию Соединенных Штатов, он вместе со своим именем утратил и признаки, свойственные ему в Античности - власть сеnsores, цензоров[365], с одной стороны, их сменяемость - с другой. Если смотреть на это с точки зрения социальных институтов, именно отсутствие власти в сочетании с несменяемостью судей свидетельствовало о том, что подлинным местом средоточия авторитета в американской республике и является Верховный суд. И этот авторитет принял форму непрерывного конституционного процесса, поскольку Верховный суд действительно, по выражению Вудро Вильсона, представлял "своего рода непрерывную сессию Конституционной Ассамблеи"[366].