Читаем О режиссуре фильма полностью

М: Кадр такой – он вынимает носовой платок и обтирает морду свиньи. Он хочет ее продать.

С: Может взять платок и повязать свинье шею.

М: Этот платок мне нравится. Придумаем что-то еще. Как еще ему извлечь выгоду? Он вытер свинье рыло, повязал ей платком шею и подходит к фермеру. Что произойдет теперь?

С: Например, он поможет фермеру чинить колесо. Чтобы войти к нему в доверие.

М: Так он и поступит. Это поможет извлечь выгоду. Хорошо.

С: Когда он поможет фермеру, это облегчит продажу.

М: Да. У нас в кадре он принарядил свинью. Теперь в кадре он подводит свинью к фермеру, который вытягивает повозку на дорогу. И, скажем, помогает ему преодолеть последние сантиметры; затем кадр – двое несколько секунд разговаривают. Тот фермер смотрит на свинью, смотрит на нашего, они разговаривают, тот лезет в карман, дает нашему деньги. Ничего более замысловатого не нужно. Рассказали мы сюжет?

Или ему не надо лезть рукой в карман. Двое разговаривают…

С: …и кадр – свинья с таким же видом, как перед нападением на маленькую девочку.

М: Точно. У нас двое разговаривают и пожимают руки. Теперь кадр такой: тот фермер помещает свинью в повозку. Повозка открытая, и крупным планом – свинья в повозке. Затем с точки свиньи, с повозки, двое разговаривают. Тот фермер лезет в карман за деньгами, и переход на…

С: …свинью – она спрыгивает с повозки, и следующий кадр – наш фермер идет по дороге со свиньей.

М: Замечательно. Теперь мы действительно рассказываем историю: «Один фермер всячески пытался продать опасную свинью».

И вот наш фермер опять идет со свиньей по дороге. Какой занимательный поворот может произойти? Куда он направляется? Кто скажет? Постараемся придерживаться правила избегать цикличности. Не будем повторяться. Цикличность или повторение того же происшествия под другими обличиями противны драматической форме. Они присущи эпосу и автобиографии, вот почему их трудно адаптировать для драмы – и редко удается с успехом.

С: На бойню.

М: Затем мы идем на бойню. Хорошо. Но пока мы туда не пришли, мы хотим продвинуть сюжет. Почему мы говорим: «подвернулся удобный случай», когда он увидел на дороге фермера?

С: Потому что ему не нужно идти далеко.

М: Но удобный случай он прошляпил, и теперь что?

С: Получается, ему надо идти теперь до города.

М: И с помощью какой проверенной временем кинематографической условности мы представим это в драматической форме?

С: Ночь. А до этого был день.

М: Ночь, и мы пришли к бойне. Черная, чернильная египетская тьма навалилась на город, как только она одна умеет навалиться. Ее не может рассеять тусклый розовый свет ртутных уличных фонарей, расплывчатыми шарами висящих в инверсионном слое смога, образованного двигателями внутреннего сгорания, так полюбившимися нынешним горожанам обоего пола, созданными и предназначенными для их колесного удобства. Ночь, я повторяю, ночь навалилась на город. Вторая половина нескончаемого круговращения день – ночь. Ночь, для кого-то время спать, для кого-то время бодрствовать – как в случае нашего фермера. Спустилась ночь.

Значит, наш фермер входит в город, устало входит в город, кругом ночь, и он подходит к бойне. Кто продолжит?

С: Что, если бойня заперта?

М: Бойня заперта, и тогда что? Расскажите по кадрам.

С: Ночная дорога, на ней фермер со свиньей. Новый кадр – бойня. Приводит туда свинью. Кадр с фермером перед запертой дверью бойни.

М: Да. Какую идею мы хотим здесь представить в драматической форме?

С: Последний шанс продать свинью?

М: Давайте назовем этот кусок концом утомительного похода. Дело не в том, что это его последний шанс; дело в том, что история подошла к концу. Здесь нам повезло, и это результат хорошего планирования; мы получили припёк, потому что были прилежны и заботились о форме. Какой припёк? Сейчас ночь, значит, идти до бойни ему пришлось долго. Пришлось долго идти, потому что его не подбросили на грузовике. Не подбросили потому, что свинья укусила шофера. Та самая опасная свинья, о которой мы сочиняем историю. Так что даже ночь – функция сквозной линии. Припёк в том, что бойня закрыта. Теперь берем в остром ракурсе от угла боковую стену бойни и видим, там горит свет, горит в маленькой конторе, и видим – он погас. Из конторы выходит человек, запирает ключом дверь и выходит из кадра налево, а фермер входит в кадр справа и пробует открыть дверь. И это конец утомительного похода.

С: Как мы поймем, что это бойня?

М: Как мы поймем, что это бойня? Там в тылу большой загон со свиньями. Нам не надо знать, что это бойня. Нам надо знать, что он сюда хотел попасть. Это конец похода. Тут здание с большим загоном для свиней, и он сюда шел.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Тарковский. Так далеко, так близко. Записки и интервью
Тарковский. Так далеко, так близко. Записки и интервью

Сборник работ киноведа и кандидата искусствоведения Ольги Сурковой, которая оказалась многолетним интервьюером Андрея Тарковского со студенческих лет, имеет неоспоримую и уникальную ценность документального первоисточника. С 1965 по 1984 год Суркова постоянно освещала творчество режиссера, сотрудничая с ним в тесном контакте, фиксируя его размышления, касающиеся проблем кинематографической специфики, места кинематографа среди других искусств, роли и предназначения художника. Многочисленные интервью, сделанные автором в разное время и в разных обстоятельствах, создают ощущение близкого общения с Мастером. А записки со съемочной площадки дают впечатление соприсутствия в рабочие моменты создания его картин. Сурковой удалось также продолжить свои наблюдения за судьбой режиссера уже за границей. Обобщая виденное и слышанное, автор сборника не только комментирует высказывания Тарковского, но еще исследует в своих работах особенности его творчества, по-своему объясняя значительность и драматизм его судьбы. Неожиданно расцвечивается новыми красками сложное мировоззрение режиссера в сопоставлении с Ингмаром Бергманом, к которому не раз обращался Тарковский в своих размышлениях о кино. О. Сурковой удалось также увидеть театральные работы Тарковского в Москве и Лондоне, описав его постановку «Бориса Годунова» в Ковент-Гардене и «Гамлета» в Лейкоме, беседы о котором собраны Сурковой в форму трехактной пьесы. Ей также удалось записать ценную для истории кино неформальную беседу в Риме двух выдающихся российских кинорежиссеров: А. Тарковского и Г. Панфилова, а также записать пресс-конференцию в Милане, на которой Тарковский объяснял свое намерение продолжить работать на Западе.На переплете: Всего пять лет спустя после отъезда Тарковского в Италию, при входе в Белый зал Дома кино просто шокировала его фотография, выставленная на сцене, с которой он смотрел чуть насмешливо на участников Первых интернациональных чтений, приуроченных к годовщине его кончины… Это потрясало… Он смотрел на нас уже с фотографии…

Ольга Евгеньевна Суркова

Биографии и Мемуары / Кино / Документальное
Андрей Тарковский. Стихии кино
Андрей Тарковский. Стихии кино

«…Настоящая книга ставит себе целью заполнить эту лакуну хотя бы частично, предлагая подробный анализ всего «седьмифильмия» и других творческих проектов Тарковского. основанный на внимательном изучении как самих произведений, так и всех доступных автору опубликованных и архивных источников. Отчасти появление этой книги вызвано желанием оспорить утвердившийся взгляд на Тарковского как «больше чем режиссера». Да, Тарковский плодотворно работал и в других видах искусства, создавая постановки на радио, в театре, на оперной сцене, выступая в качестве актера, сценариста и автора теоретических и дневниковых текстов. Но из этого не следует, что он был пророком, философом, социологом или чем-то еще в этом роде. В этой книге освещаются все грани творческой личности Тарковского, каждая на своем месте и в контексте целого, однако она предлагает рассматривать Тарковского прежде всего как кинорежиссера, творчество которого может быть осмыслено лишь в стихиях кино, как откровение прежде всего именно об этих стихиях…»В формате PDF A4 сохранён издательский дизайн.

Роберт Бёрд

Кино