Читаем О режиссуре фильма полностью

М: Интересная мысль. Попробуем раскадровку. Вынимает папку; вынимает листок. Затем перебивка – крупный план его рук. Что-то пишет на кармашке, вставляет листок в кармашек. Затем опять общий план. Он закрывает папку. Планы самостоятельны, правильно? Передает это идею подготовки? Задам вам другой вопрос: что интереснее – когда мы читаем, чтó он пишет на кармашке, или когда не читаем, что он пишет?

С: Когда не читаем.

М: Совершенно верно. Гораздо интереснее, если мы не прочтем, что он написал. Потому что, если мы читаем, что он пишет, подглядываем, то в эту сцену украдкой влезает повествование, правда? Отвлекает зрителя подробностью. Если задачи подглядывать нет, тогда весь этот монтажный кусок будет о приготовлении. Как это подействует на зрителей?

С: Это вызовет у них любопытство.

М: Совершенно верно – и вызовет их уважение и благодарность, потому что мы отнеслись к ним с уважением и не занимаем их несущественным. Мы хотим знать, что он пишет. Нам ясно, что он пришел заранее. Ясно, что он готовится. Мы хотим знать: заранее для чего? Готовится для чего? Сейчас мы поставили зрителей в то же положение, в каком находится протагонист. Он желает что-то сделать, и мы желаем, чтобы он что-то сделал, правда? Так что мы рассказываем эту историю очень хорошо. Это хорошая идея. У меня есть другая, но, думаю, ваша лучше.

Моя идея такая: он выдвигает манжеты, смотрит на манжету, затем перебивка: мы видим, что на рубашке еще есть ярлычок. Он отрывает ярлычок. Нет, я думаю, ваш вариант лучше, он больше отвечает идее подготовиться. Мой немного кокетлив, а ваш гораздо ближе к теме приготовления. Если у нас есть время, как сейчас, мы соотносим нашу идею с задачей и, будучи хорошими философами и равно преданными Перу и Шпаге[2], мы выбираем прямейший путь к цели, отбросив всё кокетливое и занятное и еще решительнее – то, что имеет «глубокое значение для нас лично».

Когда вы на съемочной площадке и не располагаете досугом, вы можете ухватиться за что-то просто потому, что это занятная идея. Как моя с манжетами – в своем воображении вы всегда можете пойти домой с самой красивой девушкой на вечеринке; но на самой вечеринке это не всегда получается.

Теперь перейдем к третьему монтажному куску. О чем третий кусок? Как мы ответим на этот вопрос?

С: Вернемся к главной задаче – завоевать уважение преподавателя.

М: Точно. Теперь: подойдем к этому с двух сторон. Какой подход к третьему монтажному куску будет плохим?

С: Ожидание.

М: Ожидание – плохая идея для третьего куска.

С: Подготовка – плохая идея для третьего куска.

М: Да, потому что это мы уже сделали. Это как подъем по лестнице. Мы не хотим подниматься по лестнице, на которую уже поднялись. Поэтому снова подготовка – неудачная идея. Зачем повторять монтажный кусок? Двигаемся дальше. Всегда говорят: чтобы сделать фильм лучше, надо сжечь первую часть. И это верно. Мы это чувствуем почти каждый раз, когда смотрим фильм. Проходит десять минут, и мы говорим: «Да вот с чего надо было начать». Давайте же дальше, ради всего святого. Войти в сцену позже, выйти из нее раньше, решить её монтажно. Важно помнить, что задача драматурга – создать не хаос или конфронтацию, а наоборот, создать порядок. Начать с неупорядоченной ситуации и в монтажном куске попытаться восстановить порядок.

У нас такая ситуация: человек хочет чего-то – у него есть цель. Тут у нас хаоса достаточно. У него есть цель. Он хочет завоевать уважение преподавателя. Ему чего-то не хватает. И он намерен это получить.

Энтропия – это логическое продвижение к самому простому, самому упорядоченному состоянию. Так же – и драма[3]. Драма продолжается, пока беспорядок не угомонится. Всё было в беспорядке, на смену должен прийти порядок.

В нашем случае беспорядок не кричащий; всё довольно просто: кому-то нужно чье-то уважение. Нам не надо затрудняться созданием проблемы. Фильм получится лучше, если мы позаботимся о восстановлении порядка. Потому что, если займемся созданием проблем, наш протагонист станет делать что-нибудь интересное. Мы не хотим, чтобы он это делал. Мы хотим, чтобы он поступал в соответствии с логикой.

Какой следующий шаг? О чем будет следующий монтажный кусок? Мы говорим конкретно о нашей последовательности. Первый монтажный кусок – о приходе заранее. Второй – о приготовлении. И в третьем что? (Всегда иметь в виду общую задачу фильма, здесь – завоевать чье-то уважение. Это – ваша проверка. Лакмусовая бумажка: завоевать уважение такого-то.)

С: Представиться ему?

М: Может быть, для начала здоровается. Каким образом здоровается – как мы это назовем?

С: Выразит признательность..?

С: Заискивающе..?

М: Заискивает, оказывает почтение, выражает признательность, приветствует, входит в контакт. Что из всего этого наиболее отвечает задаче завоевать уважение?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Тарковский. Так далеко, так близко. Записки и интервью
Тарковский. Так далеко, так близко. Записки и интервью

Сборник работ киноведа и кандидата искусствоведения Ольги Сурковой, которая оказалась многолетним интервьюером Андрея Тарковского со студенческих лет, имеет неоспоримую и уникальную ценность документального первоисточника. С 1965 по 1984 год Суркова постоянно освещала творчество режиссера, сотрудничая с ним в тесном контакте, фиксируя его размышления, касающиеся проблем кинематографической специфики, места кинематографа среди других искусств, роли и предназначения художника. Многочисленные интервью, сделанные автором в разное время и в разных обстоятельствах, создают ощущение близкого общения с Мастером. А записки со съемочной площадки дают впечатление соприсутствия в рабочие моменты создания его картин. Сурковой удалось также продолжить свои наблюдения за судьбой режиссера уже за границей. Обобщая виденное и слышанное, автор сборника не только комментирует высказывания Тарковского, но еще исследует в своих работах особенности его творчества, по-своему объясняя значительность и драматизм его судьбы. Неожиданно расцвечивается новыми красками сложное мировоззрение режиссера в сопоставлении с Ингмаром Бергманом, к которому не раз обращался Тарковский в своих размышлениях о кино. О. Сурковой удалось также увидеть театральные работы Тарковского в Москве и Лондоне, описав его постановку «Бориса Годунова» в Ковент-Гардене и «Гамлета» в Лейкоме, беседы о котором собраны Сурковой в форму трехактной пьесы. Ей также удалось записать ценную для истории кино неформальную беседу в Риме двух выдающихся российских кинорежиссеров: А. Тарковского и Г. Панфилова, а также записать пресс-конференцию в Милане, на которой Тарковский объяснял свое намерение продолжить работать на Западе.На переплете: Всего пять лет спустя после отъезда Тарковского в Италию, при входе в Белый зал Дома кино просто шокировала его фотография, выставленная на сцене, с которой он смотрел чуть насмешливо на участников Первых интернациональных чтений, приуроченных к годовщине его кончины… Это потрясало… Он смотрел на нас уже с фотографии…

Ольга Евгеньевна Суркова

Биографии и Мемуары / Кино / Документальное
Мартин Скорсезе. Ретроспектива
Мартин Скорсезе. Ретроспектива

Мартин Скорсезе: ретроспектива – книга, которая должна быть в библиотеке каждого любителя кинематографа. Дело не только в ее герое – легендарном режиссере Мартине Скорсезе, лидере «Нового Голливуда» в 70-е и патриархе мирового кино сейчас, но и в не менее легендарном авторе. Роджер Эберт – культовый кинокритик, первый обладатель Пулитцеровской премии в области художественной критики. Именно Эберт написал первую рецензию на дебютный фильм Скорсезе «Кто стучится в дверь мою?» в 1969 году. С тех самых пор рецензии Эберта, отличающиеся уникальной проницательностью, сопровождали все взлеты и падения Скорсезе.Эберт и Скорсезе оба родились в Нью-Йорке, ходили в католическую школу и были очарованы кино. Возможно, именно эти факторы сыграли важную роль в интуитивном понимании Эбертом ключевых мотивов и идей творчества знаменитого режиссера. Скорсезе и сам признавал, что Эберт был наиболее пристальным и точным аналитиком его работ.В книгу вошли рецензии Роджера Эберта на фильмы Мартина Скорсезе, снятые в период с 1967 по 2008 год, а также интервью и беседы критика и режиссера, в которых они рефлексируют над дилеммой работы в американском кинематографе и жизни с католическим воспитанием – главными темами в судьбах двух величайших представителей кино. Это издание – первая публикация книги Роджера Эберта на русском языке.В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Роджер Эберт

Биографии и Мемуары / Кино / Документальное