Читаем О режиссуре фильма полностью

С: По-моему, выразить почтение.

М: Ладно. Тогда давайте сделаем маленький фотоочерк о почтении в нашей ситуации. Чем глубже вы задумаетесь, тем лучше он будет. Глубже в смысле: «Как это было бы со мной?» Не «как можно выразить почтение?», а «что означает идея почтения для меня?» В этом и состоит отличие художества от украшения.

Как реально выразить почтение?

С: Приходит профессор, и наш герой идет пожать ему руку.

М: Так, но это вроде часов – нет? Заранее пришел – часы. Почтение – пожал руку. Ничего плохого в этом нет, но давайте задумаемся немного глубже – сейчас у нас есть такая возможность, потому что времени вдоволь.

Как красиво выразить почтение – так, чтобы это реально что-то значило для вас? Потому что, если вы хотите, чтобы это что-то значило для зрителей, это должно что-то значить для вас самих. Они такие же, как вы – живые люди: если для вас это ничего не значит, то и для них не будет значить. Фильм – это сон. Фильм должен быть подобен сну. Так что, если мы подойдем к фильму с точки зрения снов, а не в понятиях телевидения, то что мы можем сказать? Мы собираемся сделать маленький фотоочерк, маленький документальный фильм о почтении.

С: Когда вы говорите: «сон», это значит, что происходящему не надо быть правдоподобным в том смысле, в каком кто-то поступал так в реальной жизни?

М: Нет, я имею в виду… Не знаю, до какой степени натяжку можно допустить в этой теории, но давайте выясним, до какой, чтобы теория не лопнула. В конце фильма «Места в сердце» Роберт Бентон снял эпизод, один из самых сильных в американском кино за долгое время. В этом эпизоде мы видим всех погибших в фильме снова живыми. Он создал здесь что-то подобное сну. Он сопоставляет сцены, взаимно не связанные. Первая сцена – все мертвы. Вторая сцена – все живы. Их сопоставление выражает идею большого желания, и зрители говорят: «Господи, почему так не может быть?» Это как сон, как у Кокто выходят руки из стены. Это лучше, чем следовать за протагонистом, правда?

В «Доме игр» один у другого пытается отнять пистолет перед дверью, перебивка на третьего сообщника, похожего на профессора, наблюдающего за борьбой, – и звук выстрела. Это довольно хорошее кино. Может, и не великое, но много лучше, чем телевидение. Так? Это передает идею. Они борются, переход на наблюдающего. Идея: что-то произойдет сейчас, и мы ничего не можем поделать.

Под этим – идея беспомощности – в этом смысл куска. Героиня беспомощна: мы понимаем это, не следуя за ней с камерой. Мы ставим героиню в то же положение, что и зрителя – через монтажный стык – заставляя зрителя самого создать эту идею в своем сознании, как говорил нам Эйзенштейн.

С: А что, если студент что-нибудь поднесет профессору? Какой-нибудь особенный подарок. Или поклонится, когда тот войдет, и предложит ему стул?

М: Нет, вы хотите рассказать это в кадре. А мы хотим рассказать это в монтаже. Например, так: первый кадр – на уровне ступней, камера следует за их шагами. Второй кадр – крупно протагонист, он сидит и быстро поворачивает голову. Что дает нам сопоставление этих кадров?

С: Приход.

М: И?

С: Узнавание.

М: Да. Все-таки не почтение: это внимательность или внимание. Во всяком случае, два кадра создают третью идею. Первый кадр выражает идею, где находятся ноги. Ноги немного в отдалении, да? Ноги в отдалении, и студент их слышит. Что дает соединение этих двух фактов?

С: Осведомленность о приходе.

М: Осведомленность, наверное, – не почтение. Но осведомленность или напряженное внимание – они могут тихонько преобразоваться в почтение. Что, если будет длинный кадр с ногами, идущими по коридору, и наш студент встает? Тут будет чуть больше почтения, раз он встает.

С: Особенно если встает со скромным видом.

М: Не обязательно, чтобы вставал со скромным видом. Мы покажем только, что он встает. Никак особенно ему вставать не надо; надо просто чтобы он встал. Сопоставление этого кадра и кадра с ходьбой передает идею почтительности.

С: А если он встанет и слегка поклонится?

М: Это нам ничего не добавит. И в этом больше привязки к предыдущему, иначе говоря, это хуже для задачи куска. Чем больше мы «привязываем» или «нагружаем» кадр, тем слабее действует стык. Кто-нибудь еще?

С: В кадре протагонист с блокнотом. Он поднимает голову, встает и выбегает из кадра. Кадр – коридор и дверь в коридоре, в двери стеклянное окно. Протагонист вбегает в кадр и открывает дверь, как раз когда человек идет навстречу.

М: Да. Хорошо. Вижу, вам это нравится. Мы можем задать себе два вопроса – один: передает ли это идею почтительности? И второй – нравится ли мне это? Если вы зададите второй вопрос, то скажете: черт, не знаю, нравится мне или нет. Хороший у меня вкус? Да. Согласно ли это с хорошим вкусом, которым я обладаю? Хм, не знаю. Я в недоумении.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Тарковский. Так далеко, так близко. Записки и интервью
Тарковский. Так далеко, так близко. Записки и интервью

Сборник работ киноведа и кандидата искусствоведения Ольги Сурковой, которая оказалась многолетним интервьюером Андрея Тарковского со студенческих лет, имеет неоспоримую и уникальную ценность документального первоисточника. С 1965 по 1984 год Суркова постоянно освещала творчество режиссера, сотрудничая с ним в тесном контакте, фиксируя его размышления, касающиеся проблем кинематографической специфики, места кинематографа среди других искусств, роли и предназначения художника. Многочисленные интервью, сделанные автором в разное время и в разных обстоятельствах, создают ощущение близкого общения с Мастером. А записки со съемочной площадки дают впечатление соприсутствия в рабочие моменты создания его картин. Сурковой удалось также продолжить свои наблюдения за судьбой режиссера уже за границей. Обобщая виденное и слышанное, автор сборника не только комментирует высказывания Тарковского, но еще исследует в своих работах особенности его творчества, по-своему объясняя значительность и драматизм его судьбы. Неожиданно расцвечивается новыми красками сложное мировоззрение режиссера в сопоставлении с Ингмаром Бергманом, к которому не раз обращался Тарковский в своих размышлениях о кино. О. Сурковой удалось также увидеть театральные работы Тарковского в Москве и Лондоне, описав его постановку «Бориса Годунова» в Ковент-Гардене и «Гамлета» в Лейкоме, беседы о котором собраны Сурковой в форму трехактной пьесы. Ей также удалось записать ценную для истории кино неформальную беседу в Риме двух выдающихся российских кинорежиссеров: А. Тарковского и Г. Панфилова, а также записать пресс-конференцию в Милане, на которой Тарковский объяснял свое намерение продолжить работать на Западе.На переплете: Всего пять лет спустя после отъезда Тарковского в Италию, при входе в Белый зал Дома кино просто шокировала его фотография, выставленная на сцене, с которой он смотрел чуть насмешливо на участников Первых интернациональных чтений, приуроченных к годовщине его кончины… Это потрясало… Он смотрел на нас уже с фотографии…

Ольга Евгеньевна Суркова

Биографии и Мемуары / Кино / Документальное
Андрей Тарковский. Стихии кино
Андрей Тарковский. Стихии кино

«…Настоящая книга ставит себе целью заполнить эту лакуну хотя бы частично, предлагая подробный анализ всего «седьмифильмия» и других творческих проектов Тарковского. основанный на внимательном изучении как самих произведений, так и всех доступных автору опубликованных и архивных источников. Отчасти появление этой книги вызвано желанием оспорить утвердившийся взгляд на Тарковского как «больше чем режиссера». Да, Тарковский плодотворно работал и в других видах искусства, создавая постановки на радио, в театре, на оперной сцене, выступая в качестве актера, сценариста и автора теоретических и дневниковых текстов. Но из этого не следует, что он был пророком, философом, социологом или чем-то еще в этом роде. В этой книге освещаются все грани творческой личности Тарковского, каждая на своем месте и в контексте целого, однако она предлагает рассматривать Тарковского прежде всего как кинорежиссера, творчество которого может быть осмыслено лишь в стихиях кино, как откровение прежде всего именно об этих стихиях…»В формате PDF A4 сохранён издательский дизайн.

Роберт Бёрд

Кино