О русском акционизме

Следствие

СЛЕДОВАТЕЛЬ: Ну что?

ПАВЛЕНСКИЙ: Пятьдесят первая. Я, может быть, буду давать какие-то показания. Буду говорить о своих мотивах и намерениях. О процессе искусства.

СЛЕДОВАТЕЛЬ: Я понимаю, что это искусство и против искусства ничего не имею. И государство наше против искусства ничего не имеет. Это не 80-е годы. И не Советский Союз. Но вы должны разграничивать искусство и совершение противоправных действий.

ПАВЛЕНСКИЙ: На самом деле нет границы, противоправные действия — это некая риторика, в которую пробуют облечь искусство.

СЛЕДОВАТЕЛЬ: Вдруг потом, не дай бог, конечно, вы кого-нибудь убьете.

ПАВЛЕНСКИЙ: Я очень трепетно отношусь к чужим жизням, даже мясо не ем.

СЛЕДОВАТЕЛЬ: Прикольно. Вы возьмете и ради искусства убьете человека. Но это искусство убивать, помните, был такой чувак с усами и челкой, тоже можно назвать искусством. Понимаете.

Смотрели «Два капитана-два»? Там был доктор Фаргус, он родился без ног и был призван громить и уничтожать архитектуру.

ПАВЛЕНСКИЙ: Гюстав Курбе, он же повалил Вандомскую колонну.

СЛЕДОВАТЕЛЬ: Или, не дай бог, ни в коем случае, а такие случаи будут еще, чтобы никто не стал жертвой такого искусства. И вот при ходит человек и говорит — это искусство, а оно требует жертв.

ПАВЛЕНСКИЙ: То, что вы говорите, понимаю, но мы должны тогда опираться на факты. Во всех акциях, которые я проводил, не было ни одной жертвы, только я сам, если это слово здесь вообще употребимо.

СЛЕДОВАТЕЛЬ: Вы понимаете, что поджигать покрышки на архитектурном сооружении, давайте признаемся, что Малый Конюшенный мост — это архитектурное сооружение, я понимаю, была бы это улица.

ПАВЛЕНСКИЙ: Брусчатку, которая состоит из гранита, а гранит — это огнеупорный материал, не дерево, не деревянный мост. Если бы это было в парке, может, деревья бы вспыхнули, а так это гранит, камень.

СЛЕДОВАТЕЛЬ: Я не против. Дело здесь не в ущербе, дело в самом просто осквернении. Это то же самое, что сесть и на Мавзолей насрать.

ПАВЛЕНСКИЙ: А что мы подразумеваем под словом «осквернение»? Осквернение — это нарушение чего-то. Нарушается порядок отношения между двумя обществами, российское общество, украинское общество.

СЛЕДОВАТЕЛЬ: Вопрос не в обществах, а в восприятии каждым отдельным обществом такой же ситуации.

Вы говорите о предпосылках, а я пытаюсь донести до вас сведения о последствиях. Вы более глобально мыслите, что общество, общества, какие-то страны приводите, органы государственной власти, к которым я отношусь, расценивают это как акт вандализма. Я не утверждаю, что это вы подожгли. Пока вас никто в этом не подозревает. Вы являетесь по этому уголовному делу свидетелем. И действия неустановленных лиц, которые подожгли покрышки на мосту, они квалифицируются как вандализм.

ПАВЛЕНСКИЙ: Мы сейчас говорим об одном и том же.

СЛЕДОВАТЕЛЬ: Вы говорите о том, что пытаетесь помирить общества, а я говорю о примитивном искусном поджоге покрышек. Никто не подозревает лиц за их нравственные убеждения. Преследуют лиц за поджог покрышек. Никаких квалифицирующих признаков по мотивам вражды его нету.

Вопрос в том, что группа лиц взяла и подожгла покрышки на мосту.

ПАВЛЕНСКИЙ: Сейчас идет разговор о том, чтобы символический жест втиснуть в какую-то формулировку. Так можно взять стихотворение, его втиснуть, а потом от этого говорить. Это не лист бумаги, эта плоскость многогранна.

СЛЕДОВАТЕЛЬ: Это как раз одна плоскость, которая расследуется и рассматривается с точки зрения уголовно процессуального дела и законодательного.

ПАВЛЕНСКИЙ: Хорошо, мы принимаем эту плоскость, но эта плоскость как раз является предметом искусства. Политического… По крайней мере одним из инструментов это и большой системы, в рамках которой и осуществляется политическое искусство.

СЛЕДОВАТЕЛЬ: Вот убили человека, убили каким-то эстетическим, красивым способом, как Ганнибал Лектор. Это был акт искусства, а вот то, что кишки у него вывалились, — это что-то побочное, это мы давайте не будем рассматривать. А вот смотрите, как красиво получилось.

ПАВЛЕНСКИЙ: Это вопрос этики. Это этический вопрос по отношению к тому, кто это сделал. Есть мертвое тело, человек лишен жизни, это является фактом. Мертвый человек — это уже объект. Меня этому в художественном институте учили.

СЛЕДОВАТЕЛЬ: Пришли на могилу к афроамериканцу…

ПАВЛЕНСКИЙ: Тааак…

СЛЕДОВАТЕЛЬ: Сломали надгробие, разворотили, но сделали и обыграли это все театрально, будет это преступлением?

ПАВЛЕНСКИЙ: Вопрос этики и смысла этого действия. Может быть, это пришли друзья этого афроамериканца, потому что, может быть, ритуал их страны требует какого-то особого погребения, как в Тибете, например.

СЛЕДОВАТЕЛЬ: Кто поджигал покрышки?

ПАВЛЕНСКИЙ: Мы об этом еще будем говорить.