О русском национальном сознании

Но, разумеется, не менее существенны для истории становления Руси были и ее взаимоотношения с Византией — в особенности со времен княгини Ольги, то есть с 945 года, за сто лет до "Слова о законе и Благодати". Как справедливо писал А. П. Новосельцев, Ольга "проводила политику сближения с Византией... В период ее правления по просьбе византийского правительства в различных районах Средиземноморья на стороне византийцев действовали русские вспомогательные войска (русские дружины воевали тогда в Малой Азии, Сирии, на островах Средиземного моря)"[198]. Это тем более относится к последующему времени — к эпохам Владимира Святого и Ярослава Мудрого.

Подводя итоги осмысления "Слова о законе и Благодати" Илариона, М. Н. Тихомиров, который умел, как, пожалуй, никто из историков, сочетать точнейшее следование фактам с самыми широкими обобщениями, писал: "Под видом церковной проповеди Иларион, в сущности, поднял крупнейшие политические вопросы своего времени, связанные со сношениями Киевской Руси с остатками Хазарского каганата и с Византийской империей"[199].

Конечно, это только, так сказать, земной "фундамент", "исходная ситуация" творения Илариона. Он возводит над ней "здание" многостороннего и исключительно весомого духовного смысла — и смысла всецело позитивного, утверждающего. И все же историческая реальность эпохи сыграла, несомненно, громадную роль в творчестве Илариона.

"Политические вопросы" становятся в "Слове о законе и Благодати" подосновой глубокой, полной значения историософской концепции, а "решение" этих вопросов совершается на пути утверждения высших нравственных идеалов, которые обобщены в понятии Благодати. В самое последнее время началось все расширяющееся изучение этого конкретного духовного содержания творчества Илариона[200].

Вполне закономерно, что "Слово о законе и Благодати" — это первое творение русской литературы — имеет последовательно синкретический характер. Элементы повествования сливаются в нем с обнаженным движением мысли, пластичная образность — с полными значения риторическими формулами. И столь же естественно, что сегодня "Слово" изучают не только литературоведы, но в равной мере и философы, политологи, правоведы и т. д. Это наша первая великая книга важна и необходима для всех. Можно с полным правом сказать, что из нее, как из семени, выросло гигантское древо и литературы, и мысли России (стоит напомнить, что в течение последующих пяти столетий, до XVIII века, "Слово о законе и Благодати" было в центре внимания просвещенных людей).

Для меня нет сомнения, что глубокое изучение "Слова о законе и Благодати" способно доказать, что в нем уже начинало складываться то целостное понимание России и мира, человека и истории, истины и добра, которое гораздо позднее, в XIX — XX веках, воплотилось с наибольшей мощью и открытостью в русской классической литературе и мысли — в творчестве Пушкина и Достоевского[201], Гоголя и Ивана Киреевского, Александра Блока и Павла Флоренского, Михаила Булгакова и Бахтина.

И освоение наследия Илариона должно стать основополагающим, исходным пунктом изучения отечественной литературы и мысли. Нынешние публикации этого наследия и выходящие одна за другой работы о нем — по моему убеждению, одно из самых важных для развития культуры явлений нашего переломного времени.

* * *

Данное сочинение первоначально публиковалось в журнале "Вопросы литературы", где вслед за ним была напечатана полемическая статья М. Робинсона и Л. Сазоновой. Основная их полемика направлена против цитируемой мной работы М.Н.Тихомирова. М. Робинсон и Л. Сазонова, как это ни странно, сочли возможным предъявить крупнейшему историку обвинения в полной необоснованности концепции и, более того, в невежестве... При этом вся их аргументация, по сути дела, сводится к многочисленным ссылкам (их около 20) на трактат М. И. Артамонова "История хазар", который они рассматривают как некое абсолютно бесспорное и "последнее" слово о хазарах. Полемисты внушают читателю, что М.Н. Тихомиров не смог или не сумел освоить это последнее слово и потому впал в грубейшие "ошибки".

Между тем на деле М. Н. Тихомиров самым внимательным образом следил за ходом исследования хазарской проблемы и в нашей стране, и за рубежом[202] и, конечно, был хорошо знаком с трактатом М.И. Артамонова. Моим оппонентам следовало бы знать, что трактат этот был в основном написан и отчасти даже опубликован[203] еще в 1930-х годах (о чем, кстати, сам автор сообщает в предисловии) и не раз являлся предметом обсуждения. Все дело в том, что острые, но нередко малоплодотворные споры вокруг хазарской проблемы надолго задержали выход в свет книги М. И. Артамонова.

Несомненно, что книга эта — очень ценный и серьезный труд, но все же те или иные ее положения — и в частности характеристика взаимоотношений Хазарского каганата и Руси — давно устарели. Собственно говоря, это неизбежно должно было произойти за целых пятьдесят лет, которые отделяют нас от того времени, когда сложилась историческая концепция М. И. Артамонова.