О русском рабстве, грязи и «тюрьме народов»

Смысл ограничения монархии понятен: сделать положение вельможи чем-то независимым от воли монарха. Можно, конечно, и пригласить Анну без всякой конституции. Тогда она будет обязана Голицыну, как главному виновнику своего избрания. «Но Голицын научен горьким опытом: он знает, что сначала ему будут благодарны, сначала поласкают человека, неспособного быть фаворитом, а потом какой-нибудь сын конюха, русского или курляндского, через фавор оттеснит первого вельможу на задний план. Вельможество самостоятельного значения не имеет; при самодержавном государе значение человека зависит от степени приближения к нему. Надобно покончить с этим, надобно дать вельможеству самостоятельное значение, при котором оно могло бы не обращать внимания на фаворитов».[328]

А одновременно в Москве замысел верховников стал известен широкому кругу дворян. «Затейка», как быстро окрестили этот замысел, вызвала у дворян глухой ропот… Но не потому, что «верховники» хотели ограничить самодержавие, а главным образом потому, что сами они оказывались «вне игры».

«Невозможно затеянного сего дела не назвать самым злейшим преступлением, хотя бы какие кто вымышлял отговорки, а то ради следующих причин:

1. Делали сие не многие и весьма число не токмо не довольное, но малое и скудное. А если бы искалося от них добро общее, как они скажут, то бы надлежало от всех чинов призвать на совет не по малому числу человек», — так писал неизвестный нам участник событий, анонимный автор сочинения «Изъяснение каковы были неких лиц умыслы, затейки и действия в призыве на престол Ея императорского величества».

И насчитал в общей сложности 16 пунктов, в силу которых «невозможно затеянного сего дела не назвать самым злейшим преступлением».

По словам Феофана Прокоповича, принимавшего самое активное участие в событиях, «куда не придешь, к какому собранию не пристанешь, не иное что было слышать, только горестные нарекания на осмиличных оных затейщиков; все их жестоко порицали, все проклинали необычное их дерзновение, несытое лакомство и властолюбие».

Феофан насчитывал до 500 «агитаторов», сплачивавших целый оппозиционный союз, в котором боролись два мнения. Сторонники «дерзкого» мнения думали напасть на «верховников» с оружием в руках и истребить их. Если учесть, что в числе оппозиционеров было немало офицеров и гвардейцев, идея покажется не такой уж неосуществимой.

Сторонники «кроткого мнения» думали пойти к «верховникам» и заявить, что не дело немногих «состав государства переделывать» и что вести такие дело тайно «неприятно-то и смрадно пахнет».

Обычно это толкуется так: дворянство не созрело, ну не могло жить без абсолютного монарха.

Сомневаюсь. Тут возможно совершенно иное толкование событий. Дворянство-то вовсе и не против ограничения самодержавия как такового. Только оно хочет и само участвовать в «затейке».

Дополнительная сложность была в том, что «верховников» не любили дружно, а вот позитивная программа была у всех разная. Шли отчаянные споры о степени и о формах ограничения монархии. Для того чтобы договориться заранее, у дворян попросту не было времени, и в результате их не объединяла какая-то общая политическая программа.[329]

Повторюсь, дворян возмущало вовсе не ограничение монархии, а олигархический способ решать государственные вопросы. Им самим тоже хочется в олигархию…

Какое-то время верховники зачем-то вообще врали, что Кондиции — не их изобретение, а как раз и есть «монаршая воля». По словам Феофана Прокоповича, все «ѵши опустили, как бедные ослики», «дряхлы и задумчивы ходили». Но как не ходи, как не опускай или не поднимай уши, а против монаршей воли не пойдешь. Что государыня соизволила подарить, то и соизволила, ничего тут не поделаешь.

Но обман быстро раскрылся. Оказалось, что будущий политический строй России — вовсе не дело, уже решенное монархом, а нечто такое, что могут решать сами дворяне…

Но тогда у каждого, буквально каждого из них открываются огромные возможности! Раз Кондиции — продукт закулисной сделки и ничего еще не решено, то ведь тогда каждый может попытаться предложить свою версию сделки! Свой способ политического устройства! Ведь если одной «компашке» можно договариваться с императрицей, как ей править, то почему нельзя сделать того же и другим дворянским «инициативным группам»?!

В тот же день 2 февраля Верховному совету пришлось выслушать кучу устных выступлений и мнений, прочитать груду записок о будущем устройстве государственных дел.

Смятение дошло до того, что Верховный тайный совет всерьез опасался восстания и стал пугать расходившихся дворян, что, мол, у него для мятежников есть войска, сыщики и пытки.

Но дворяне никак не унимаются. Известно 13 записок, поданых или подготовленных к подаче в Верховный тайный совет от разных кружков. Под этими проектами собрано порядка 1100 подписей, из них 600 — офицерских! Ни один из поданых проектов не ставит под вопрос ни избрание Анны, ни ограничение ее власти: все подходят к этому, как к совершившемуся факту.[330]