О русском стихосложении (не полная)

Одуванчик сорву, и с собой
Я возьму, и на свой космодром
Я уйду. Полечу далеко…

Но иногда перенос является своеобразным переходом, мостиком от одной строфы к другой. Внимательно проследим на примере из «Евгения Онегина». Конец тридцать восьмой строфы третьей главы звучит так:

…Кусты сирен переломала,
По цветникам летя к ручью,
И задыхаясь на скамью…

Строфа закончилась, а содержание недосказано, вот и перенес автор последнее слово на начало следующей, тридцать девятой строфы:

Упала…
«Здесь он! Здесь Евгений!»

По форме можно подумать: не хватило в строфе места слову «упала» и перенесено оно в следующую строфу. Ведь можно было бы сказать:

Кусты сирен переломала,
По цветникам летя к ручью,
И на скамью упала…

Но нет, не захотел поэт так делать: зачем выбрасывать деепричастие задыхаясь, когда именно оно удачно определяло состояние героини? А что с Татьяной сделалось? Автор чуточку помедлил, чтобы читатель или слушатель пережил момент ожидания. Этому и послужил перенос слова со строфы па строфу. Пушкину нужно передать взрыв ее душевного волнения, тревоги и смущения: «Здесь он! Здесь Евгений!» Получилось, что и читатель стал соучастником ее переживаний. Вот так:

По цветникам летя к ручью,
И задыхаясь на скамью…

Речь ускоряется, и вдруг пауза:

Упала…
«Здесь он! Здесь Евгений!»

Бурю душевного волнения надо показать правдиво, сильно… Вот и выручил поэтический перенос!

Интересен перенос и в «Сне Татьяны». В четырнадцатой строфе из V главы говорится, как Татьяна убегает от медведя. Заканчивается строфа так:

Она бежит, он все вослед:
И сил уже бежать ей нет.

А пятнадцатая строфа начинается и события развертываются:

Упала в снег; медведь проворно
Ее хватает и несет;
Она бесчувственно покорна,
Не шевельнется, не дохнет…

Экспрессия этого переноса иная: заключена она в страхе перепуганной героини, но сила этого чувства не так уж велика, как сила любви. Вот что хотел поведать нам автор. Тут и синтаксическое оформление проще: никаких ступенек и знаки препинания спокойные. Это соответствует тому, что наша героиня «бесчувственно покорна».

Весьма содержателен енжамбеман у М. Ю. Лермонтова в его поэме «Тамбовская казначейша». Здесь экспрессия столь же сильна, но эмоциональный мотив ее другой: пе чувство любви и тревоги, а презрение героини поэмы к своему мужу. И там для описания ее нервного перенапряжения потребовался автору перенос строфы на другую. Попытайтесь самостоятельно разобраться в строфах пятьдесят первой и пятьдесят второй. (В них, помимо переноса со строфы на строфу, есть переносы и от стиха к стиху. Присмотритесь внимательно, найдете их быстро.)

Кроме того, вы заметите там необычную расстановку слов в предложениях — инверсию. Инверсия — это перестановка в речи привычного порядка слов. Например, в поэме можно было бы сказать: «Был страшно бледен цвет ее чела» (чело-лоб, лицо), а сказано наоборот: «Цвет ее чела был страшно бледен». Очевидно, было так: взглянули люди сначала на ее лицо, а потом уж определили ее состояние — инверсия оправданна. Или сказать бы: «Толпа обомлела». А там наоборот: обомлели, растерялись люди — «обомлела толпа». Опять инверсия оправданна. Или: «Ее в охапку схватив». Ошеломленные событиями люди увидели неожиданный взмах схватывающих рук — охапку — и ахнули: кого в охапку схватил улан? Ее, героиню поэмы.

А иногда инверсия показывает литературную небрежность, пороки авторской речи. У начинающих это встречается частенько: ради того, чтобы хорошо звучала строчка-стих, автор согласен па любую перестановку или замену слов, даже явно несуразную, затуманивающую или искажающую смысл произведения. Такая инверсия, конечно, недопустима надо уметь от нее освобождаться и ставить слова на свое место. У Пушкина, Лермонтова немалое место занимают инверсии. Они порой необходимы и для живописания взвинченного, хаотического настроения героев событий, что вы только что видели. Но в то же время они помогают автору отражать в произведении и эпическое спокойствие, философское раздумье и различные лирические оттенки в созерцании окружающего мира (любовь к природе, восхищение ее красотами, ее величием и т. п.). Вспомните-ка у Пушкина описание зимы (VII глава «Евгения Онегина»).

Вот север, тучи нагоняя,
Дохнул, завыл — и вот сама
Идет волшебница-зима.

XXIX строфа (окончание)