Кришнамурти:
Да. Мы говорим о будущем человечества.Бом:
Таким образом, мы утверждаем, что человек не может достичь неограниченного познания психики?Кришнамурти:
Совершенно верно.Бом:
Всегда преобладает то, что неизвестно.Кришнамурти:
Да. Неизвестного всегда оказывается все больше и больше. Так что если мы однажды допустили, что знание ограниченно, то и мысль ограниченна.Бом:
Да, мысль зависит от знания, а знание не охватывает всего. Вследствие этого мысль не способна охватывать все, что происходит.Кришнамурти:
Правильно. Но именно это пытаются делать политики и все другие люди. Они думают, что мысль может решать все проблемы.Бом:
На примере политических деятелей убеждаешься в крайней ограниченности знания, которого у них фактически почти нет! И, следовательно, когда вам недостает адекватного знания, которым вы могли бы оперировать, вы творите хаос.Кришнамурти:
Да. И вследствие того, что мысль ограниченна, наше сознание, которое составлено мыслью, также является ограниченным.Бом:
А не можете ли вы это пояснить? Ведь это означает, что мы можем лишь оставаться в той же сфере.Кришнамурти:
В той же самой сфере.Бом:
Знаете, можно ведь рассуждать и так, если сравнить это с научным подходом: хотя человеческое знание и ограниченно, люди постоянно открывают новое.Кришнамурти:
То, что вы открываете, прибавляет к знанию, но оно все еще по-прежнему ограниченно.Бом:
По-прежнему ограниченно. В этом все дело. Мне думается, если следовать научному подходу, можно рассуждать и так: хотя знание ограниченно, я могу делать открытия и продолжать иметь дело с подлинной реальностью.Кришнамурти:
Но это также имеет предел.Бом:
Мои открытия имеют предел. И всегда существует неизвестное, которое не раскрыто мною.Кришнамурти:
Это именно то, что я говорю. Неизвестное, не имеющее предела, не может быть схвачено мыслью.Бом:
Да.Кришнамурти:
Потому что мысль в самой себе ограниченна. Мы с вами в этом согласны; и это не только наше согласие, но факт.Бом:
Мы могли бы, конечно, выявить это еще более четко. Мысль ограниченна, хотя нам и хотелось бы интеллектуально допускать обратное. Имеется совершенно определенная склонность, определенная тенденция считать, что мысль может все.Кришнамурти:
Все? — Не может. Посмотрите, что она натворила в мире.Бом:
Ну, я согласен, что мысль создала некоторые жуткие вещи, но ведь не доказано, что она всегда порочна. Видите ли, ответственность за это может быть возложена на тех, кто неправильно пользовался мыслью.Кришнамурти:
Понимаю. Это старая добрая иллюзия! Но мысль ограниченна в самой себе, и, следовательно, все, что бы она ни делала, оказывается ограниченным.Бом:
Да, и вы утверждаете, что она ограниченна весьма опасным образом.Кришнамурти:
Несомненно. Весьма и весьма опасным образом.Бом:
Можем ли мы это показать? Определить, что представляет собой этот тип ограниченности?Кришнамурти:
Этот тип ограниченности есть то, что происходит в мире.Бом:
Согласен. Давайте рассмотрим это.Кришнамурти:
Тоталитаристские идеалы — это изобретение мысли.Бом:
Само слово «totalitarian» означает, что люди хотят охватить все тотально, но они этого не могут.Кришнамурти:
Этого они не могут.Бом:
И попытки тотального охвата терпят неудачу.Кришнамурти:
Терпят неудачу.Бом:
Но тогда появляются те, которые говорят, что они не тоталитаристы.Кришнамурти:
Что они демократы, республиканцы, идеалисты и так далее, все их рассуждение ограниченно.Бом:
Да, и это тот тип ограниченности, который...Кришнамурти:
...весьма разрушителен.Бом:
Итак, можем ли мы сделать это более ясным? Видите ли, я могу сказать: «Согласен, мое мышление ограниченно, но это вовсе не так уж важно». Почему это важно?Кришнамурти:
Это довольно просто: потому что каково бы ни было действие, задуманное ограниченной мыслью, оно с неизбежностью должно порождать конфликт.Бом:
Да.Кришнамурти:
Подобно разделению человечества по религиозному или национальному признаку и т.д., которое принесло миру неисчислимые бедствия.Бом:
Да, теперь давайте увяжем это с ограниченностью мысли. Мое знание ограниченно; как это приводит меня к тому, чтобы разделять мир?Кришнамурти:
Разве мы не ищем безопасности?Бом:
Да.Кришнамурти:
И нам всегда казалось, что безопасность — в семье, в племени, в национализме. Таким образом, мы приходим к идее, что в разделении есть безопасность.Бом:
Да. Теперь это становится понятным. Возьмем, к примеру, племя: человек может чувствовать себя незащищенным, и он говорит: «В племени я нахожусь под защитой». Таково умозаключение. И мне может казаться, что я знаю достаточно, чтобы быть в этом уверенным, — но это не так. Происходят другие события, о которых я не подозревал и из-за которых я оказываюсь весьма незащищенным. Приходят другие племена.