О сейдконе

Диса вздрогнула, замерла… И, подняв огромные глаза на Гейдрид, выдохнула:

– Прогнали нас. Весь наш род прогнали. Дали один день, сказали с огнем и мечом придут… А отец мой – из ваших, из людей… Весь род за водопады ушел… А утром хирдманы пришли… Усадьбу сожгли, все забрали… Сказали, Альтинг вне закона всех объявил… А меня родичи не взяли… Я за водопад не ушла… Как могла, бежала, как смогла, ушла…

Ведьма сдавленно застонала, спрятав лицо в ладонях. Только этого ей и не хватало! Изгнанница – и в ее доме! Вот что теперь делать?! Выгнать, пусть идет куда глаза глядят? Диса ведь из нелюдей, добрых соседей – изгнанница она теперь по закону Альтинга, каждый ее вправе убить, никто слова поперек сказать не может!

Фритьофдоттир замерла, выпрямилась…

А ведь это интересная мысль.

– Тебя кто- нибудь видел?

Девчонка замотала головой:

– Я два дня здесь! Никто не видел, никто не слышал, никто не приходил…

Одежду ей чистую выдать, волосы начесать, чтоб уши точно не были видны… И никто ведь в ней с первого взгляда нелюдь и не признает…

– Как тебя звать?

– Не скажу имя, не скажу, не назову, не произнесу!.. – вновь зачастила гостья.

– Да не называй истинного! – не выдержала сейдкона. – Скажи, как обращаться к тебе?

Незванная гостья замерла, сжав губы, пытаясь подобрать правильный ответ, а потом резко выдохнула:

– Аудню!1

– Вот уж точно, сокровище! – фыркнула Гейдрид.

– Меня так отец называл! – по- детски возмутилась диса.

– Пошли, клад ты мой! Накормлю, напою, переодену… Отдохнешь хоть, а то, наверное, все два дня в этом углу и просидела…

…На закате, когда солнце уже наполовину скрылось за горизонтом, ведьма уже стояла перед порогом знакомого дома. Хутор сейдконы находился на самом краю Хедебю, идти пришлось долго, но задержало ведьму не это, а страх, неготовность переступить через собственную гордость…

Ведьма долго стояла, все никак не решаясь постучаться, позвать хозяев…

Собраться с силами удалось не скоро. Когда солнце почти потонуло в море, Гейдрид наконец вскинула руку, легонько коснулась костяшками пальцев гладкого дерева…

Ее словно ждали – дверь распахнулась в тот же миг, а на пороге стояла, недобро поджав губы молодая женщина, закутанная в тяжелый серый платок.

– Зачем ты пришла, ведьма?

Уж с ней- то Гейдрил точно спорить не собиралась.

– Позови мужа.

А он словно услышал:

– Что там за шум? – послышался голос из глубины дома.

– Ничего, милый, – сладко пропела хозяйка, обернувшись на миг на звук: – Просто ветер шумит в трубе! – и, развернувшись к Фритьофдоттир, тут же переменила тон: – Иди прочь, ведьма. Над ним больше нет твоей власти! – и дверь попыталась захлопнуть, но сейдкона успела поставить носок ботинка на порог:

– Позови мужа, Льювина! – и створку даже толкнуть смогла… Только зайти внутрь дома не получилось: словно невидимая стена встала перед нею.

Хозяйка рассмеялась – зло, надменно:

– Верно говорят посланники истинного бога! Ведьме не перешагнуть порога, освященного именем Единого! Не зря я перед закатом Знак Единого начертила.

Ведьма вскинула голову: на притолоке виднелась выцарапанная ножом спираль, рассеченная линией, соединявшей начало и конец.

Тут можно было бы начать спорить, убеждать – ну, или хотя бы спросить, не поверил ли в нового бога уже и хозяин хутора, – но ругаться не было никаких сил:

– Позови мужа!

– Так что за шум?! – вновь послышался голос из- за порога.

– Ничего, милый, просто коты дерутся у порога! – бросила короткий взгляд за спину хозяйка и резко обронила, обращаясь к Фритьофдоттир: – Тебе нет дороги сюда, ведьма!

Дверь распахнулась, и тот, кого Гейдрид так хотела увидеть шагнул ей навстречу… Остановился, удивленно склонил голову набок – косичка, заплетенная у виска, качнулась из стороны в сторону:

– Зачем ты пришла, сейдкона? – длинные волосы лезли в глаза, но он даже не потрудился убрать их за ухо.

– Не пускай ее! – вцепилась в рукав мужу Льювина. – Не говори с ней!

Он только плечом дернул:

– Молчи, женщина, твое место на кухне!

И могла ведь Гейдрид сейчас промолчать. Могла. Но не промолчала:

– Именно поэтому я выбрала Альва, а не тебя.

Тенгиль только светлую, разрезанную шрамом, бровь заломил:

– Ты пришла лишь затем, чтоб вспомнить моего беспутного брата? – в голосе звучала откровенная издевка.

Что ж, на этот раз он был в своем праве.

Сейдкона мотнула головой – звякнули серьги с камушками:

– Мой разговор не для ее ушей.

Тенгиль покосился на супругу, дернул уголком рта – то ли гадость какую сказать собрался, то ли просто усмехнулся, а затем сухо обронил, обращаясь к Льювине:

– Иди, женщина…

– Но… – попыталась было спорить та, вцепилась в руку Тенгиля – тонкие пальцы бессильно скользнули по тяжелому наручу, задержались на запястье.

– Я сказал, иди! – процедил он сквозь зубы.

На этот раз Льювина спорить с Тенгилем не стала, развернулась, метнув злой взгляд на ведьму и ушла, шелестнув длинной юбкой.

А воин стоял, не отводя ровного взгляда пронзительно синих, грозовых глаз от нежданной гостьи. С моря дул холодный ветер, Гейдрид зябко передернула плечами, не зная, как начать разговор… и лишь тогда хозяин дома смилостивился, заговорил: