О сеньоре Красная Борода, рыцаре, влекомом сокровищем, но не обретшем оное

Человечество так и не обрело Грааля, обещанного великим романистом Средневековья Кретьеном де Труа[1]. Кретьен и сам не добрался до сокровища, он умер, не закончив «Книги о Граале», состоящей из «Романа о Персевале» и «Романа о Гавейне». Собственно, Кретьен не объяснил даже, чего мы не обрели. Ибо роман Кретьена — роман-путешествие. Повествование вьется вокруг авантюр и подвигов доблестных рыцарей, цель же — священный Грааль, остается недостигнутой, тема Грааля Кретьеном Труанским будто и недоиграна — пассаж, набросок, намек. Что тому причина? Беглость и легкость языка, будто устремленного к новым авантюрам, вперед, к подвигам мушкетеров? Или неуловимая, туманная сущность самого священного сосуда?

Вольфрам фон Эшенбах не только переложил Кретьеново повествование с французского на немецкий. Он переложил роман с куртуазного на мистический, наполнив эту историю принципиально другим смыслом. С подвигов доблести и славы он перевел взор на Грааль, высветил его суть. А потом укрыл его тайной многозначности и превратил в священное сокровище. Вот он — пароль Средневековья! Сокровище как таковое становится смысловым центром средневековой немецкой литературы, от Нибелунгов до «Народной книги о Фаусте». Западное Средневековье — необозримая, не называемая одним словом громада, тяготеющая выйти за собственные (весьма условно определенные) пространственно-временные рамки. Оно норовит обернуться то «каролингским возрождением», то «средневековым капитализмом», то «Ренессансом XII века», то «религиозным гуманизмом». Не является ли чуть не единственным собирательным общим эпохи именно Оно — сокровище? Когда мы пытаемся обозреть это время, взгляд то и дело натыкается на следы поиска сокровища — на диковинные, похожие на затейливый узор, формулы астрологов, на тигли и реторты алхимиков, описания маршрутов тех, кто отправился на «queste» (со временем само это слово, означающее «поиск сокровища», станет определением отдельного вида средневековой литературы). Облекшись в христианскую веру, крестоносное Средневековье придает своему сокровищу новую форму — форму Гроба Господня, тем самым подсознательно возвращая его таинственной, дремучей тайне прошлого, преданного земле. Средневековое сокровище темно и таинственно еще и потому, что в культуру оно просачивается из ранних эпических произведений: ритуальные и магические мотивы становятся неактуальны, смысловые и логические связи утрачиваются — так при переписывании текстов возникают смутные места, допускающие многочисленные толкования.