Благоволил он также и к тем лицам, которые принадлежали к союзу русского народа. Так, например, директор цирка Безкоровайный пользовался благосклонным разрешением градоначальника на запрещенную лотерею-аллегри, потому что брат его был в Николаеве председателем союза русского народа.
С другой стороны, генерал придирался из-за каждого пустяка и особенно был нетерпим к евреям.
Один еврей — аптекарь в Ялте — поместил без всякого умысла на сигнатурке свои инициалы в том месте, где красовался двуглавый орел. Этого было достаточно, чтобы Думбадзе выслал его вместе с семьей и служащими из Ялты и разорил до тла.
Я придумал осрамить Думбадзе и очень оригинальным образом.
Собрав несколько знакомых единомышленников, я взобрался на почти отвесные скалы в окрестностях Ялты, рискуя сломать себе шею и написал там вольные надписи, высмеивающие Думбадзе, с нецензурным текстом.
В морской бинокль снизу можно было ясно разобрать, что написано.
Смельчаков, которые могли бы взобраться и уничтожить дерзкую «литературу», не нашлось.
Тогда Думбадзе приказал расстрелять из орудий компрометирующий его выступ скалы, и таким образом надписи были уничтожены вместе с «крамольными» скалами.
II. Мое первое столкновение с генералом
В тo время, как я в Ялте орудовал цирк Безкоровайного, туда же приехал другой цирк, большой первоклассный, братьев Никитиных. Они пожелали, чтобы я у них дебютировал.
Получив телеграмму, я выехал в Ялту для предварительных переговоров с дирекцией.
Ознакомившись с положением жителей и с поведением Думбадзе, я дал принципиальное соглашение директору участвовать, но предварительно, до присылки животных в Ялту, считал своею обязанностью переговорить с Думбадзе, зная его сумасшедший нрав.
Я нанял извозчика в Ливадию, где он жил.
Не могу не упомянуть о случайной остроте извозчика. Проезжая мимо одной из треснувших дач, я спросил возницу:
— А что, не работа ли это Думбадзе, на подобие дачи Новикова?
Извозчик добродушно отвечал:
— Нет, это — дача, добровольно треснувшая…
Оказалось, что в данном случае трещина в каменной стене дачи произошла от сдвига почвы близ моря.
Первое знакомство с Думбадзе, начавшееся очень мирно, кончилось бурей.
— Садитесь, вы — наш интеллигент, — сказал Думбадзе. — Очень приятно с вами познакомиться.
Но когда я стал описывать ему желание привести в Ялту большое количество животных, (8 вагонов) и для этого должен сговориться с градоначальником, — разрешена ли мне будет сатира, — он нахмурился.
— Запретить сатирику смеяться, — сказал я, — это все равно, что отнять у музыканта скрипку.
— А у кого вы будете играть? — быстро спросил Думбадзе. И когда он узнал, что у Никитиных, то сразу переменил тон.
— Если вы позволите себе сказать что нибудь лишнее, — резко крикнул градоначальник, — я всех ваших свиней выброшу в море.
Я вспомнил о галошах околоточного, вспылил, вскочил со стула и сказал:
— Мои свиньи учат людей, как вести себя прилично, как не орать. Я вам не мальчишка.
Повернулся и ушел.
Вот первое мое знакомство с генералом.
III. Шутка
Приехав к Никитину в цирк, я рассказал ему о случившемся и уже собирался уехать во свояси, когда Гвоздевич привез от Думбадзе афишу, в которой было ясно сказано:
«Первый дебют знаменитого сатирика-шута со своими дрессированными животными».
Ничего не поделаешь, — я должен был согласиться и подписать контракт.
Здесь начинается история…
Животные приехали, и я решил употребить все силы, чтобы быть сдержаннее и окупить хотя бы взад и вперед дорогу.
Цирк ломился от публики…
Между прочими номерами мой сан-бернар Лорд ловил себя за хвост. При этом я всегда говорил:
— Лорд, поймай себя за хвост, но не оторви, а то будешь собака куцая, как наша конституция.
На этот раз, по-моему, такая невинная шутка, обратила на себя внимание властей.
Чиновник особых поручений передал Думбадзе мои слова. Думбадзе на следующий день приказал Гвоздевичу составить протокол, «обязав Дурова ни о хвосте, ни о конституции не говорить ни слова».
Протокол составили тут-же при публике и от меня была отобрана подписка.
Понятно, это заинтересовало публику, которая переговаривалась и ожидала от меня сегодня же ответа с арены и ожидала не напрасно.
Когда дело дошло до хвоста Лорда, я громко сказал:
— Думбадзе про хвост (прохвост) запретил говорить.
Гром апплодисментов и приказ всесильного генерала о моем выезде с первым отходящим пароходом.
Пароход в этот день опоздал, и я предполагал уехать позднее, но не тут-то было: пристава наняли карету и предложили мне сесть и отправиться на лошадях через Байдарские ворота.
Публика собралась у входа в гостиницу и, пока мы усаживались, — я, жена и собака, — читала посвященные мне стихи, бросала мне цветы и, несмотря на протест полиции, устроила мне шумные овации, далеко провожая меня по набережной…
IV. Что значит царская милость
Вторая встреча с Думбадзе произошла совсем при других обстоятельствах.
Николай II жил в Ливадии.