О сильных мира того

— Нет, нет, пожалуйста, ведь каждый имеет свои недостатки. И глаза Орлова смеялись косясь на Думбадзе. Я понял, что должен что-то сказать.

— Ваш единственный недостаток, — сказал я, указывая на живот князя, это — очень большая походная дворцовая канцелярия.

Он жирно засмеялся и, обняв меня одной рукой, пошел осматривать цирк. Думбадзе следовал за нами.

V. Под гипнозом

После четырех представлений, на которых присутствовали: царь, наследник, великие князья, все члены царской семьи, кроме императрицы, Дедюлин передал мне следующее:

— Государь поручил нам узнать, многоуважаемый Владимир Леонидович, что бы вы пожелали.

Это происходило в гостях у Дедюлина за чаем.

— Я получил за все представления деньги сполна и полагающийся в таких случаях подарок — бриллиантовый перстень, от которого по закону не имею права отказываться, а потому считаю свой труд оплаченным и категорически отказываюсь чего-либо желать.

Это удивило. придворных. И с тех пор меня в насмешку свитские стали называть «кредитором царя».

Один раз при встрече Дедюлин сказал мне:

— Господин «кредитор царя», его императорское высочество остался очень доволен вашими представлениями. Могу вас поздравить с успехом. Ваша дрессировка животных внушениями заинтересовали его императорское величество, наследник и великие княжны чрезвычайно довольны.

— Простите за нескромный вопрос, — сказал я, — на всех моих представлениях был государь и наследник и все великие княжны и князья, а государыню мы все время не видели. Это было заметно так резко, что не одного меня и много других окружающих заинтересовало. Толкам и догадкам не было конца.

— Вот вы наш кудесник и гипнотизер, — шутя отвечал генерал, — а не знаете причину, а причина-то кроется вот в чем: есть гипнотизер посильнее вас, и ваши внушения ему не нравятся, а потому и нет того, о ком вы спрашиваете. Ну, об этом довольно, как бы спохватившись, оборвал Дедюлин и круто повернул разговор на другую тему.

Из этого короткого разговора я многое понял и когда я потом говорил с князем Орловым, с полковником Герарди, начальником дворцовой полиции, и со многими другими лицами, касающимися дворца, я от всех слышал недоговоренные фразы, с загадочными улыбками по адресу царицы.

Я разговорился с князем Трубецким о недавнем столкновении автомобилей, в одном из которых находился наследник, отделавшийся испугом.

Я спросил, почему наследник ездит постоянно один и никто не видит с ним матери, а между тем везде только и говорят, что царица никогда не расстается с больным сыном.

Князь загадочно грустно улыбнулся и перевел разговор на другое.

Придворные в беседах со мной очень интересовались моими приемами внушения животных, спрашивали, не могу ли я также гипнотизировать людей и очень прозрачно подчеркивали, что при дворе есть таковые.

Княжевич спрашивал меня, не могу ли я загипнотизировать уже загипнотизированного другим, т.-е., не могу ли я внушить суб'екту, чтобы он забыл внушенное ему раньше.

Матросы из царской яхты «Штандарт» рассказывали мне, что Александра Федоровна скучает, никуда не ходит и притворяется больной, при дворе ее никто не любит. Очевидно, она тосковала по Распутине.

Сила гипноза делала свое дело: больная, безвольная истеричка страдала, — мысли ее были около него, всемогущего, всесильного настоящего императора — самодержца России — Григория Распутина.

А в это время супруг, такой же слабосильный и безвольный, Николай Романов, тоже тосковал и развлекался на «Штандарте» в оргиях.

В конце концов мне пришлось использовать свое право «кредитора».

Евреи, не имея права жить вне черты оседлости, волею-неволею, принуждены были запасаться свидетельствами на зубных врачей, и вот сорок человек были привлечены к суду за прикрывание этими свидетельствами, в то время, как на самом деле они не занимались практикой. Им грозили всякие репрессии…

Один из моих знакомых, зная, что я «кредитор царя», просил меня воспользоваться этим «правом» и заступиться за дантистов.

В первый раз я рискнул обратиться к князю Орлову с просьбой о заступничестве.

Не знаю, совпадение ли это, но врачи были освобождены.

Один из свитских меня предупредил, что отношение ко мне царя и окружающих его переменилось, причиною чего была статья Бурцева.

Бурцев, в своей газете «Будущее», кажется, в 1913 году, по ошибке назвал меня именем моего покойного брата и написал следующее:

«Известный А. Дуров, на каком-то публичном или частном представлении, перекидывая из руки в руку серебряный рубль, комкая и тиская его между ладоням, на вопрос помощника: «что это вы делаете», отвечал: «пока ничего, так себе дурака валяю»… Если вспомните, что на рубле красуется лик царскосельского арестанта Николая II, то нельзя не признать, что ответ этот довольно забавен и зол, не говоря уже о его полной исторической справедливости».

Эта статья, писанная Бурцевым, была помещена в его обвинительном акте, в приговоре петербургской судебной палаты.