— Замолчи! — не стерпел Илья. Маргитка тут же стихла, уставилась на него круглыми от ужаса глазами, и Илья понял — она в самом деле боится его.
— Почему ты мне ничего не сказала?
— Зачем?..
— А затем! — заорал он на все кладбище. — Выдумала, безголовая! Да сказала бы мне, я бы от этого Паровоза кости на кости не оставил! Не поглядел бы, что он — первый вор! Ободранец хитрованский! Да разве тебе эти дела решать надо?!
— Не-е-ет! — залилась слезами Маргитка. — Ты бы его зарезал, а тебя за это — в каторгу-у-у… А если бы он тебя-я-я…
— Не твоя печаль! Что я — мальчишка бесштанный? Разобрались бы как-нибудь без бабьей юбки! Тьфу, зараза, убью я тебя, ей-богу, убью!
— Ты обещал!!! — заголосила Маргитка, закрываясь обеими руками, и Илье вдруг стало смешно. Ну, чего она боится, дурочка маленькая…
— Поди сюда, — со вздохом проговорил он.
Миг — и Маргитка сжалась в дрожащий комок у него на груди, приникла лицом, ладонями, тут же вымочила слезами всю рубаху, зашептала сбивчиво, икая и вздрагивая:
— Илья, кромешник ты этакий… Черт таборный… Да я для тебя еще не то… Все, что хочешь, сделаю! К Настьке твоей в прислуги пойду, лишь бы при тебе… Я знаю, я на днях уже придумала, как нам быть… Бери меня за своего Гришку, я согласна, пусть сватов приводит. Стану ему жена, а тебе — невестка… Никто ничего не узнает, мы с тобой таиться будем, комар носа не подточит…
Илья молчал, гладя спутанные волосы прижавшейся к нему девочки. Ошеломленно думал о том, что в такую историю он не вляпывался с того дня, как к ним в дом подкинули Дашку. Да какое там… Сейчас хуже! Тогда просто грех случился на стороне, мало ли их было, а тут… Ну, что ты с ней поделаешь?!
— Нет, за Гришку ты не пойдешь.
— Почему? Так же лучше будет! — Маргитка смотрела удивленно, Илья видел — она не притворяется. И поди ей объясни, что так обойтись с собственным сыном даже у него, Ильи Смоляко, совести не хватит. А уж Настьку в это впрягать…
— Илья, тогда уедем! — Маргитка вдруг вскочила, встала перед ним, прижав руки к груди, — зареванная, с красными пятнами на лице, с прилипшими к щекам волосами. — Уедем, Илья! В твой табор! Клянусь, буду по базарам побираться, воровать, гадать, никогда не пожалею! Я же цыганка все-таки. Настька этому научилась, и я выучусь. Да выкинь ты ее из головы, она ведь старая, страшная! Дети взрослые, она с ними не пропадет. Не можешь же ты ее любить! А я молодая, я тебе еще десяток детей нарожаю, тебе со мной хорошо будет… Уедем, уйдем! Ты же жизнь моя, Илья! Вся жизнь моя!
Маргитка разрыдалась, повалившись на колени и схватившись за голову. Илья смотрел в землю. В голове стучало, билось в виски только одно: допрыгался.
Неизвестно, как бы он выворачивался на этот раз, если бы Маргитка вдруг не успокоилась. Шмыгнув носом, она старательно вытерла слезы, пригладила волосы. Скосив глаза на Илью, попыталась даже улыбнуться:
— Ладно… черт с тобой. Обещала, что не стану тебя неволить — значит, не стану. Живи со своей ведьмой дальше. Только расскажи мне как-нибудь, за что ты ей лицо изрезал. Нешто шлялась от тебя?
— Маргитка!
— Ну, молчу, молчу… — Маргитка села рядом. — Живи с ней. Любишь-то ты меня, правда? Ну, и люби дальше. Меня отец еще не скоро замуж выдаст. Да я и не пойду, больно надо. Сразу с моста головой вниз…
— Не болтай чепухи. — Илья обнял ее за плечи. — И… вот что еще. Если Паровоз к тебе снова с этими разговорами подкатит, сразу меня зови. Сей же минут! Я сам с ним разбираться буду. Поняла?
Маргитка кивнула, утыкаясь носом ему в плечо. Илья поцеловал ее, взял холодную, мокрую от слез ладошку, задрожавшую в его руке. В самом деле, уехать им, что ли? Нельзя ведь так дальше. Никак нельзя. Хочешь не хочешь, а решать что-то надо. Но что тут можно сделать? И как разбирать наломанные им, Ильей, дрова, и куда он денется от Настьки? Семнадцать лет вместе — не шутка, да и в мыслях у него никогда не было уйти от нее, хоть и таскался по бабам в молодости… А кто не таскался? Да ведь девок много, а жена одна, и ведь золотая жена, у кого еще есть такая? Да, все верно, все правильно, но… Маргитка — как с ней? Как он теперь — без нее?
— Господь всемилостивый и милосердный, да не думай ты ни о чем! — вдруг рассвирепела Маргитка, с силой вырываясь у него из-под руки. — Я что, сюда пришла на твою морду грешную любоваться? Гляди, стемнеет скоро! Не думай ни о чем, не жалей! Ну, посмотри ты на меня, сатана проклятая, посмотри на меня…
Илья посмотрел. И, как всегда, ему хватило минуты. Розовеющее солнце падало за овраг, откуда-то издалека едва доносился колокольный звон, трещали в траве кузнечики, из-за могильных плит полз туман. Маргитка лежала, закрыв глаза и раскинув руки, в измятой траве. Илья давно перестал бояться, что кто-нибудь их увидит. Чего бояться? Пропади все пропадом.
Возвращались они, как обычно, порознь. Маргитка, проводив Илью с кладбища, побродила между могилами, зашла в сторожку, поговорила с Никодимом и домой вернулась уже потемну.