О смысле и значении кровавых жертвоприношений в дохристианском мире и о так называемых “ритуальных убийствах” (СИ)

О возмутительном злодеянии говорит декрет люблинского трибунала [84]. Сандомирский еврей Александр Берек, вместе с своею женою и, без сомнения, при помощи нескольких соучастников замучил, обескровил и умертвил христианскую девочку, не имевшую еще и двух лет. Какие страдания испытывала несчастная жертва еврейского изуверства, можно судить об этом по следующему официальному описанию ее трупа: “Начиная от височной артерии до глаза и над самым левым глазом бровь, веки до самого зрачка, тело изранено так, что зрачок виден. На левой руке, начиная от плеча к лучевой кости, под мышкой, тело разрезано. Эта очень большая рана тянется до самой груди. На лопатке левой руки кровавый укол. При кисти той же руки, по жилам, сильный кровавый порез. На левом боку, между ребрами, шесть колотых ран. В левом боку две заметных раны. На левой ноге, начиная от бедра, пятнадцать кровавых различной величины ран. На самой лодыжке той же ноги кровавая рана, на правой ноге тринадцать кровавых ран. На подбородке и под горлом две кровавые раны по жилам. На пояснице – две большие раны. На плечах и боках – шесть разных ран. Все пальцы рук под ногтями исколоты, и кровь из них выдавлена”. Эта несчастная страдалица двухлетняя девочка Маргарита – была единственной дочерью у некоей Екатерины Мрочковиковой (Mroczkowicowa). И кто может подумать, что главною соучастницею в причинении ей невыразимых страданий и смерти была ее родная мать!. Но вот что на суде говорила эта злодейка-мать: “Правда, правда то, что я отдала свое дитя на убийство еврею Берку и жене его, которые долго меня на то уговаривали. Отдала живым, а затем то же дитя получила от них мертвым, израненным и без глаза. Заплакавши над ним, я хотела сокрыть его, однако сам Бог объявил о моем злом поступке. Что касается денег за дитя, то я не взяла их у евреев, так как они обещали удовлетворить меня потом. О других евреях не знаю, были ли они при том убийстве, так как сама не была при том”. Еврей Берек спасал себя только упорным запирательством: “Niewiem, niewiem nioczym. Nieprawda to”...