Такова эта мистическая теорія прогресса. Нельзя не прійти къ заключенію, что въ ней не меньше пунктовъ minoris resistentiae, чмъ въ уже знакомой намъ позитивной теоріи. Одинъ изъ самыхъ слабыхъ пунктовъ сразу бросается въ глаза? это какъ-разъ тотъ пунктъ, въ который бьютъ вс карамазовскіе вопросы: чмъ могутъ быть оправданы человческія страданія не съ нуменальной, а съ феноменальной точки зрнія? И боле того: какъ примирить «существованіе зла и страданія съ признаніемъ разумнаго, благого и мощнаго начала» (ibid.), какъ примирить Абсолютный Разумъ и Добро съ безвинной человческой мукой, благія божественныя предначертанія съ гибелью и страданіями людей? «Нельзя отрицать, что это едва ли не самый трудный вопросъ всего теистическаго міровоззрнія»,? признается тотъ же С. Булгаковъ, типичный представитель мистической теоріи прогресса. Какъ же отвчаетъ онъ на этотъ «едва ли не самый трудный вопросъ»? Слдуя за Вл. Соловьевымъ, онъ даетъ на этотъ вопросъ слдующіе три отвта. Первый: человку предоставлена Богомъ свобода выбора добра и зла; с лишкомъ сто лтъ тому назадъ Шиллеръ заявлялъ, что «Богъ попускаетъ злу свирпствовать въ мір, чтобы не уничтожить восхитительное явленіе свободы»… Этотъ старый, изъденный молью отвтъ не удовлетворилъ бы Ивана Карамазова. Свобода выбора? очень хорошо, отвтилъ бы Иванъ Карамазовъ, а за него отвчаемъ мы: но вотъ передъ нами ребенокъ, затравленный собаками звря-помщика (вы помните этотъ потрясающій разсказъ въ «Братьяхъ Карамазовыхъ»?); вотъ смерть въ мученіяхъ отъ безсмысленной случайности; вотъ упалъ кирпичъ съ домоваго карниза? и «молодое, полное жизни, надеждъ на будущее, веселое, прекрасное, радостное существо вдругъ обращается навсегда въ негоднаго калку» (съ этими словами Л. Шестова мы еще встртимся); вотъ Шешковскій пытаетъ въ застнк Радищева и т. д., и т. д. Гд здсь свобода выбора добра и зла? Она есть у звря-помщика, но гд она у затравленнаго собаками ребенка? А вдь весь вопросъ именно въ этихъ неповинныхъ страданіяхъ. Возмездіе? Но гд, въ чемъ и кому возмездіе въ случа съ камнемъ, изуродовавшимъ человка? Да и никакое возмездіе не можетъ уравновсить предсмертной тоски разрываемаго псами ребенка… На все это намъ даютъ слдующій второй отвтъ: проблему зла невозможно индивидуализировать. Взятые въ отдльности, частные случаи неизбжнаго зла являются совершенно ирраціональными. Но и это не отвтъ на мучительные вопросы Ивана Карамазова, это лишь отказъ отъ отвта. Только въ томъ случа этотъ отвтъ имлъ бы нкоторое значеніе, если бы предварительно уже была установлена и доказана разумность зла не въ частныхъ случаяхъ, а въ общемъ; но это какъ-разъ то, что мы подвергли выше сомннію и на что сторонники мистической теоріи прогресса не дали намъ еще удовлетворительнаго отвта. Тогда мы слышимъ оть нихъ третій отвтъ: всеблагость Бога и міровое зло примиримы лишь на почв трансцендентнаго сознанія… Иными словами это значитъ, что когда мы воскреснемъ изъ мертвыхъ и узримъ воочію вселенскую гармонію, то тогда только мы поймемъ смыслъ безвинной человческой муки и воскликнемъ «правъ Ты, Господи!..» «И самъ я, пожалуй, воскликну со всми,? говоритъ Иванъ Карамазовъ,?…но я не хочу тогда восклицатъ… (и) отъ высшей гармоніи совершенно отказываюсь. Не стоитъ она слезинки хотя бы одного только… замученнаго ребенка»… Это во-первыхъ. А во-вторыхъ: примиреніе Ормузда и Аримана на трансцендентной почв? это уже дло религіозной вры, ни для кого изъ насъ въ этомъ направленіи необязательной. Сторонники мистической теоріи прогресса религіозно врятъ, что «въ мір царитъ разумъ и потому событій абсолютно ирраціональныхъ нтъ» и что въ этомъ случа религіозное сознаніе велитъ «идти противъ эмпирической очевидности, отрицать ее во имя высшаго знанія»… (слова того же С. Булгакова). Блаженъ, кто вруетъ; но мы предпочитаемъ остаться при эмпирической очевидности и не жертвовать ею трансцендентной неочевидности. А такъ какъ вся мистическая теорія прогресса построена на почв вры, то мы и предоставляемъ ее въ полное владніе врующихъ, да благо имъ будетъ…
V