Сели в автобус (после схватки за лучшие места) и покатили в Ниду, на косу, в запретный уголок Литвы, где всё строго и только по специальным пропускам. Недалеко граница. Не дай бог кто-то с дыней под мышкой вплавь переберётся в польскую Гдыню. Хоть и соцстрана, но всё же чужая… Доехали до Клайпеды, и там автобус въехал на паром, через узкий пролив попали на косу.
Несколько слов о Клайпеде. Проехали по улице Горького, она же бывшая императора Вильгельма, затем Адольфа Гитлера. Названия меняются, а улица остаётся одна и та же, – причуды истории. В автобусе экскурсовод, длинная, как циркуль, долго рассказывала об истории литовского народа, о его великой борьбе с Тевтонским и Ливонским орденами, с немцами и т. д. Рассказывала о великолепной Неринге, о том, как ходят пески и как «дюн» проглотил несколько деревень, и ещё другую экскурсоводческую воркотню. Все слушали разинув рот и приговаривали, как пан Спортсмен из телевизионного кабачка: «И это надо же!»
29 мая
Паланга без солнца тускнеет прямо на глазах. Даже закусочные и кафе теряют свой уют, а традиционный вопрос «Вам кофе чёрное или белое?» – звучит тускло и уныло настолько, что хочется взять с тоски белое, но отнюдь не кофе.
Не радуют и многочисленные фотокоробейники с буклетами фотографий, развешанных на велосипедной раме. И только вызывают умиление трогательные сцены фотографирования, где клиентка в своём стремлении выглядеть по курортному предварительно забегает в кусты, стаскивает с себя шерстяные рейтузы, снимает плащ, кофту и выходит к объективу в платье с ужасно смелым для Паланги покроем – без рукавов. И покуда коробейник уточняет фокусировку и наводку, её не унимает дрожь, она синеет на глазах, хотя даже в этом отчаянном положении пытается изобразить счастливую улыбку.
30 мая
На смену серому дню пришёл день голубой, с фарфоровым чистым небом. С утра +6… В парке любовались павлинами, лебедями, серо-пёстрыми крячками. У всех свои причуды, характеры, темпераменты. Всё как у людей, только без слов, взвизгиваний и истерик… Воздух по Фету: «душистый холод»… Завтра отъезд. И уже Пастернак: «Приедается всё…»
8 июня
Поездка в Мураново. От станции Ашукинская до музея пешком – было замечательно. Сам «дом поэтов», о котором Баратынский говорил:
28 июля
Интересно устроен человек. Зимой ему так хочется тепла, солнца, а летом он обливается потом, изнывает от жары и жаждет хотя бы осеннего холода. Тяжко работать. Я сижу у окна на Пятницкой, и меня немилосердно жарит солнце. Ухожу вглубь комнаты, а там темно и трудно работать. Вот так и маюсь все дни…
Настроение типично средненькое: без визгов восторга, но и без тоскливого уныния. Трезво осознаёшь мир, в котором живёшь, своё положение в нём, своё новое возрастное состояние. Без иллюзий легче дышать.
…Интересно следить за выступлениями по поводу проекта Конституции. Предлагают «соблюдать советские законы и нормы коммунистической морали»… «постоянно повышать знания»… «строго соблюдать трудовую, производственную и технологическую дисциплину»… А врач Пастернак из Киева предложил в «Правде» дополнить главу 7 следующим текстом: «Забота об охране личного здоровья является прямой обязанностью граждан». Промочил ноги, схватил насморк, нарушил тем самым конституционное положение… О, наивная вера в слова!
Увы, жизнь меняют не нормативные акты. Если бы это было так, то давно бы не было жуликов, бюрократов и алкоголиков. Но всё это цветёт махровым цветом. Вчера «Литературка» порадовала репортажем, из которого вытекает, что половина работников магазинов работают в состоянии опьянения… Но не будем метать социальные стрелы, в данном случае это не моя задача. Моя задача скромнее: записать, оставить в памяти что-то личное, сугубо камерное, микроскопическое, о моём житье-бытье, о гонорарных волнениях и т. д.
2 августа
Давно не брал в руки шашек, то бишь не записывал в дневнике, а кое-чего было. И «Необыкновенный концерт» в кукольном театре Образцова, и выставка Николая Рериха, и 16 «ванночек» для глаз в клинике за улицей Горького, и скучное возвращение Соболя из Бразилии (сунул никчёмные сувениры и исчез), и встреча с Видами у Черняка, и воспоминания о вояже в Швецию – Данию. И скромное отмечание 37-летия Ще: