О СССР – без ностальгии. 30–80-е годы

Итак, историческая справка, несколько слов воспоминаний, стихи, мнения, оценки, – и вот уже тёмный подвал памяти освещается ярким светом. Ты смотришь и не узнаёшь свою комнату: по стенам, извиваясь, танцуют блики прошлого. Ты закрываешь календарь и плетёшься на работу. Тебя толкают в метро, наступают на ногу, сдавливают грудь, но ты ничего не замечаешь: ты во власти истории…

Я благодарю тот день, когда кто-то сверху надоумил меня сделать календарь. Не отстранённый, чужой, а именно свой. Календарь твоей памяти и твоего сердца…

(Написано 19 марта 1977 г., в 20.55. Отпечатано 25 июля 1977 г., в 12.30.)

Пассаж из второго предисловия:

Пусть Календарь закружится в весёлом карнавальном танце, а потом вдруг заломит руки в беззвучном отчаянии и плаче.

Я витаю в чёрном свете,
Чёрным пламенем горю, –

как писал Владимир Бенедиктов. Календарь – это жизнь, а жизнь – это идущие вместе, взявшиеся за руки, радость и печаль.

Из третьего предисловия:

В Календаре много фенологических примет, но всё же он более литературный. В нём собраны, можно сказать, все знаменитые и популярные писатели России и мира. Но внесены малоизвестные и совсем забытые, вроде Хемницера, Губера. «И снова вдали замирают / Живые, весенние звуки…» Или Якубович, – нет, не из современного «Поля чудес», – а Лукьян Андреевич Якубович (1805–1839). Он бросил чиновничество и всецело отдался литературной деятельности, постоянно находясь в тяжёлой нужде. Перед смертью получил большое наследство, но не успел им воспользоваться.

Когда восторг меня обнимет,
Я сознаю тогда себя… –

признавался Лукьян Якубович.

Четвертое «Зачем нужен Календарь?»:

Вокруг нас много малообразованных, несведущих и просто дремучих людей:

– Сервантеса читал?

– Не-а. И про чего там?

– Как один чувак начитался романов и окосел.

Я восстаю против этого «не-а». Я выбрал себе роль просветителя и немного сею семена знаний. Может быть, что-то прорастёт. Кто-то задумается. Кто-то что-то прочитает. Хотя бы что-то.

И уже к себе со вздохом: мечтательный просветитель!..

(7 апреля 1977 г.)

И в заключение цитата. Великий гуманист Альберт Швейцер писал, что «ставшая обычной сверхзанятость современного человека ведёт к умиранию в нём духовного начала… не познания и развития ищет он, а развлечения – и притом такого, какое требует минимального духовного напряжения… Мы ещё не прониклись сознанием нашей духовной нищеты…» (А. Швейцер. «Культура и этика», Мюнхен, 1960).

1978 год – 45/46 лет. Один дневник и никаких дополнений

Сначала немного прелюдии. Один из пламенных революционеров Виктор Ногин (комиссар торговли и промышленности в первом послереволюционном правительстве, который падал в голодные обмороки от недоедания) писал в письме от 8 января 1913 года из ссылки в Верхоянске: «Будущее мне рисуется красивым, интересным и полным настоящего человеческого счастья». Романтик и антипрагматик. Кремлёвский мечтатель. Какое счастье? Кто его видел? Кто с ним встречался, кроме правящей верхушки в стране?..

В 1978 году можно вспомнить разнесённый в пух и прах неофициальный сборник «Метрополь», и сколько натерпелись от власти его авторы. А вынужденно уехавший из страны философ Александр Зиновьев, посмевший написать критиканскую книгу об СССР «Зияющие высоты». Уехал писатель-детективщик Эдуард Тополь, отчаявшийся от непризнания Сергей Довлатов, а ещё рискнувший иначе посмотреть на Отечественную войну молодой и прыткий Виктор Суворов со своим «Ледоколом». Все хлебнули полного советского счастья.

6 августа не по своему желанию и не по своей воле Александр Зиновьев оказался в Мюнхене. «Диссидентом я не был, – признавался он, – моя гражданская позиция – это позиция крайнего индивидуалиста». Другое дело, что впоследствии вернувшийся на родину Зиновьев сменил вектор оппозиционера на упёртого державника, – это уже совсем другая история, и о ней я писал в книге «Огни эмиграции» (2018).

В 1978 году в США напечатали роман Андрея Битова «Пушкинский дом», чем вызвали негодование в официальных кругах СССР. Ну, а что я в том 78-м? Продолжал пахать на Иновещании в Радиокомитете и в стол создавал свой вольно-свободный Календарь мировой истории. Ну, а теперь обратимся к дневнику.

2 января

Новый год встретили вдвоём, если не считать кота, который страдает из-за отсутствия трески и печени. Подарки разложил по разным комнатам: туалетная бумага, венгерские трусы, французские колготки, журналы мод… Ели курицу и пили марочный крымский «Рислинг». Под бой курантов открыли шампанское. Смотрели телевизор, танцевали, играли в карты, заснули в 4 часа…

4 января

На работе гнусная обстановка… Система фаворитизма: за сердце главного редактора борются Горькаев и Радзевич. Я предпочитаю политику «минуй нас пуще всех печалей», балансирую между барской любовью и гневом… Хотя с другой стороны, после посещений больницы всё это кажется сплошной чушью. Здоровье – вот наш бог, которому надо молиться…

16 января