О старости. О дружбе. Об обязанностях

Жанр трактата «Об обязанностях» для Цицерона необычен. Подавляющее большинство его философских произведений написано в форме диалога, данный же трактат представляет собой наставление сыну. Сын Цицерона, как уже говорилось, находился в то время в Афинах, где слушал лекции философов и риторов, т. е. заканчивал свое «высшее образование». Однако жанр, избранный на сей раз Цицероном, для римской литературы был вовсе не нов: с письменными наставлениями к сыну обращался в свое время один из излюбленных героев самого Цицерона, главное действующее лицо его диалога о старости — Катон Цензорий [928].

* Далее ссылки на это произведение будут даваться в тексте так: Off.

Вместе с тем избранный жанр предопределил в значительной мере своеобразие трактата. Его содержание весьма разнообразно: это и моральные предписания, и отступления политического характера, и исторические примеры, и юридические казусы. Основой и «фоном» всех этих предписаний и примеров служат некоторые общие этические критерии, трактуемые преимущественно — но все же не полностью! — в духе стоического учения. Трактат в целом представляет собой определенный свод правил и норм поведения, рассчитанных, кстати говоря, вовсе не на каких-то особых, выдающихся людей или мудрецов, но на обычных честных и «порядочных» граждан. Так что речь идет об обязанностях, приложимых ко всем людям, ко всем тем, у кого имеется хоть какая-либо «склонность к доблести» (Off., 3,15–16). Поэтому трактат Цицерона, посвященный сыну, не только адресован, но и ориентирован на молодого римлянина, достойного гражданина (vir bonus), вступающего на путь государственной карьеры [929].

На наш взгляд, образ такого идеального (и вместе с тем рядового) гражданина, рисуемый в трактате, — одна из ведущих идей произведения в целом. Более того, образ vir bonus, со всеми связанными с этим идеалом обязанностями и нормами поведения (officia), со всеми его характерными чертами и качествами (virtutes), может рассматриваться как некое своеобразное политическое завещание Цицерона, завещание умудренного жизненным и государственным опытом деятеля, оставляемое им современникам и потомству в один из наиболее напряженных моментов как его личной судьбы, так и судьбы всего римского государства.

Именно по этой причине мы остановимся в данной статье главным образом на проблеме «идеального гражданина», тем более что другие звенья политико-философского учения Цицерона — о наилучшем государственном устройстве и наилучшем государственном деятеле — в свое время были уже нами рассмотрены [930].

В основе учения Цицерона об обязанностях vir bonus лежит представление о высшем благе (summum bonum) как о нравственно-прекрасном (греческий термин τόχαλόν, в переводе Цицерона — honestum). В самом начале своего трактата Цицерон подчеркивает, что любой области жизни и деятельности соответствуют свои обязанности, в исполнении которых и состоит нравственный смысл всей жизни (honestas omnis vitae). Затем идет полемика с теми, кто считает, что высшее благо не имеет ничего общего с добродетелью, и потому измеряет все своими удобствами (suis commodis), а не моральным критерием (honestate). На такой основе невозможно создать учение об обязанностях; это способны сделать лишь те, кто находит, что только нравственно-прекрасное должно быть предметом наших стремлений, или же те, кто находит, что оно должно быть целью наших стремлений хотя бы по преимуществу (Off., 1,5; 6). На этом примере нетрудно проследить перекрещивание влияний Стой и Академии. Те, кто назван вначале (т. е. только honestas), — стоики; те, кто упомянут в конце (т. е. по преимуществу), — академики, причем буквально несколькими строками ниже Цицерон заявляет, что он хоть и будет в основном следовать стоикам, но имеет в виду также и академиков, и перипатетиков (ibid.). Таково рассуждение Цицерона, дающее обоснование ведущему тезису трактата: все обязанности должны иметь своим источником стремление к нравственно-прекрасному, к высшему благу.

Ригористическое положение Старой Стой гласило: только нравственнопрекрасное есть благо (μόνον τό καλόν αγαθόν). «Внешних» благ Старая Стоя вообще не признавала. Таким образом, только нравственно-прекрасное и соответствующие ему действия (κατορθώματα) — единственное благо, только порок и соответствующие ему действия (αμαρτήματα) — единственное зло, все же остальное, что лежит между ними, — безразлично (αδιάφορα). Благо и порок суть такие качества, которые не имеют степеней и градаций; поэтому ими нельзя обладать отчасти, а только или вполне или вовсе не обладать, т. е. можно быть только добродетельным или только порочным.