О старых людях, о том, что проходит мимо

Ина д’Эрбур была хорошей дочерью; когда отец заболевал, она ухаживала за ним точно так же, как вела все хозяйство в доме: по правилам и даже с душой. Но все же она нередко спрашивала себя, не была ли ее мать разочарована в браке, ведь денег отец зарабатывал немного, несмотря на свой бизнес с братом в Ост-Индии. Да, в смысле денег маме не повезло, как никогда не везло в смысле денег самой Ине. Но когда и ее мужу, Леопольду д’Эрбуру, тоже не повезло с деньгами – он окончил юридический факультет и сначала подумывал о карьере дипломата, но, несмотря на свой аристократизм, не ощущал в себе необходимых для этого талантов и теперь был адвокатом без практики, – Ина после нескольких семейных сцен решила, что таков ее удел – всегда мечтать о деньгах и никогда их не иметь. Теперь они жили в большом доме, отец был очень щедр и полностью оплачивал обучение Поля в Лейденском университете, но все равно денег не хватало, а ей бы так хотелось иметь их больше, намного-намного больше. Поэтому она и старалась любезничать с тетушкой Стефанией де Ладерс и даже с дядей Антоном. Но рок продолжал ее преследовать: дочь Лили вместо того, чтобы выждать время и сделать хорошую партию, в двадцать лет так влюбилась во Фритса Ван Вели, офицера-молокососа без гроша за душой, что Ина ничего не могла поделать, особенно после того как папа высказал свое мнение: «Пусть дети будут счастливы…» Папа пообещал давать им деньги на жизнь, но весьма скромную, и все же Фритс с Лили поженились, и у них скоро-скоро родился сын. Единственное, чего смогла добиться Ина, – это чтобы они дали мальчику имя в честь тетушки Стефании. «Окрестить его Стефанусом?» – испуганно воскликнула Лили. Да, именно так, а сокращенно звать его «Стеф», это хорошо звучит, а если вы назовете его Этьеном, тетушке наверняка не понравится. Больше всего Ина хотела бы дать ему два имени: Стефанус Антон, но Фритс с Лили на это не согласились.

Ина д’Эрбур сформулировала для себя принцип никогда не разговаривать о деньгах и о родственниках, но так как следование принципу – дело сложное, в доме у д’Эрбуров постоянно толковали о деньгах и очень часто о родственниках. Это были благодарные темы для бесед между Иной и ее мужем, а теперь, когда стало известно о помолвке Лота Пауса с Элли Такма, разговор продолжился сам собой, вечером, после ужина, когда Харольд Деркс молча сидел и смотрел в пространство.

– Интересно, сколько у них денег, как вы думаете, папа? – спросила Ина.

Старик сделал неотчетливый жест рукой и продолжал молчать.

– У Лота, разумеется, состояния никакого, – сказал д’Эрбур, – ведь его родители живы. Он кое-что зарабатывает своими статьями, но не слишком-то много.

– А сколько ему платят за статьи? – спросила Ина, которой очень хотелось узнать правду.

– Понятия не имею! – воскликнул д’Эрбур.

– Может быть, ему выделит какую-то сумму его отец? Он ведь живет в Брюсселе, да?

– Да, но у Пауса-старшего и у самого ничего нет!

– Или тетя Отилия, она же ведь получила свою долю отцовского наследства. А у Стейна в кармане ветер, правда, папа? Впрочем, с какой стати Стейн должен давать Лоту деньги…

– Конечно, не должен – сказал д’Эрбур. – А вот старик Такма – как сыр в масле, он наверняка не оставит Элли без приданого.

– На что они собираются жить – для меня загадка, – сказала Ина.

– Они уж точно не беднее, чем Лили с Фритсем.

– Но на что живут Лили с Фритсем – для меня тоже загадка, – выпалила Ина.

– Что же ты не подобрала для дочки богатенького мужа?!

– Прекрати! – произнесла Ина и закрыла свои аристократические глаза, как истинная Эйсселмонде. – Не будем говорить о деньгах. Это неизящно. Чужие деньги… le moindre de mes soucis[8]. Меня совершенно не волнует, сколько денег у других. Хотя… думаю, что у grand-maman состояние намного больше, чем мы думаем.

– Я приблизительно знаю, сколько у нее есть, – сказал д’Эрбур. – Я слышал от нотариуса Дейлхофа…

– И сколько же? – спросила Ина с живостью, ее аристократические глаза заблестели.

Но увидев на лице тестя выражение боли и не понимая, какая это боль – физическая или моральная, болит ли у него живот или дело в нервах, д’Эрбур произнес – потому что ничего не ответить он уже не мог:

– Вот тетушка Стефания – вот у кого деньжата водятся!

– Уж не знаю, – воскликнула Ина, – думаю, дядя Антон в должности резидента на Яве накопил еще больше, чем тетя Стефания. Он холостяк и на хозяйство денег не тратил, его резидентский дворец, после того как дядя прожил в нем восемь лет, пришел в полное запустение, это я знаю.

– Но дядя Антон – старый греховодник, – оживился д’Эрбур, – а это тоже стоит денег.

– Нет-нет! – сказал Харольд Деркс; он говорил словно сквозь боль, а рукой сделал отрицательный жест, но тут же пожалел, что вступил в разговор, пытаясь защитить брата, потому что Ина спросила с любопытством:

– Разве не так, папа? Но дядя Антон уж точно не был образцом для подражания…

А д’Эрбур добавил:

– Как же он мог свинячить бесплатно?