О старых людях, о том, что проходит мимо

Обе служанки-туземки исчезли, печь «саламандра» была раскалена, за слюдяной дверцей пылал красный огонь. Тетушка Флор со вздохом села на своем диване; ее широкое желтое лицо с узкими китайскими глазами выглядело полной луной в обрамлении все еще черных волос, гладко зачесанных назад и собранных на затылке в тяжелый узел; она сидела, чем-то похожая на мандарина: во фланелевом пеньюаре, с широко расставленными ногами, положив полные руки на круглые колени, точно так же, как любил сидеть Антон Деркс. Обвислая грудь вырисовывалась двумя волнами над могучей волной живота, и эти округлые линии придавали ее фигуре величественный облик идола; она сидела с прямой спиной, лицо было неподвижно-злое, похожее на лицо мандарина; в длинных мочках ушей резко, пронзительно сверкали два колоссальных бриллианта; казалось, бриллианты – это не часть ее туалета – просторного фланелевого мешка, – а часть ее собственной сущности, как драгоценный камень, которым инкрустирован идол. Ей было не более шестидесяти лет, она была ровесницей Отилии Стейн де Вейрт.

– А как боживает старрая maman? Вы молодцы, что бриехали навездить меня, – сказала она, сообразив, что до сих пор не сказала родственникам ни одного доброго слова, и желеобразная масса ее тела приветливо затряслась.

Вокруг нее сидели Стефания со сморщенным птичьим личиком, Антон, помнивший Флор еще двадцатилетней, когда она была красавицей-нонной, в чьих жилах текла китайская кровь, экзотически привлекательной для мужчин, Ина д'Эрбур, голландка на двести процентов и очень чинная, аристократично моргавшая глазами, и белокурая юная Лили.

– И отчего это Ддаан так долго не идет! – воскликнула тетушка Флор. – Лили, сходи посмотри, где застряли твои дед с дядей.

– Лучше я схожу, тетушка! – сказала Ина д'Эрбур, – а ты, Лили, сиди спокойно, ей еще нельзя много двигаться, тетушка…

Ина, которой было любопытно осмотреть апартаменты, снятые дядей Дааном и тетей Флор, встала и прошла через спальню тети, бросив быстрый взгляд на чемоданы. Одна из служанок развешивала в шкафу одежду.

– А где же мужчины, бабу?

– В конторе, госпожа.

Бабу указала Ине, как пройти на веранду. М-да, апартаменты были роскошные и, несомненно, дорогие. Ина знала, что этот пансион принадлежал к числу богатых, так что дядя Даан и тетя Флор уж точно не бедны, как «церрковные гррысы». Значит, у дяди Даана тут есть спальня и контора. Рара сейчас находится у него, и они наверняка разговаривают о делах, потому что у них в Ост-Индии общие капиталы, вложенные в несколько предприятий. Дома рара о делах никогда не говорил, совершенно ничего о них не рассказывал, к Ининому отчаянию… Но вот она услышала голоса обоих мужчин. Она тихонько пройдет к конторе по веранде, кто его знает, вдруг уловит какую-нибудь фразу, из которой станет понятнее, какое у дяди Даана состояние… ей же просто-напросто любопытно. Но вдруг Ина в ужасе остановилась. Потому что услышала взволнованный голос дяди Даана – за пять лет, что они не виделись, голос не изменился.

– Харольд, и ты столько лет об этом молчал?

– Тссс, – донесся успокаивающий голос отца, а потом Даан повторил, но уже шепотом:

– И ты столько лет об этом молчал?

– Говори потише, – сказал Харольд Деркс приглушенно, – по-моему, там кто-то ходит…

– Нет… это бабу занимается уборкой… по-голландски она не понимает…

– Все равно говори потише, Даан! Да, я много лет молчал.

– Сколько лет?

– Лет шестьдесят…

– А я никогда… никогда не знал!

– Потише, Даан, потише! Так она сама, говоришь, умерла?

– Да, умерла.

– Как же это ее звали…

– Ма-Бутен.

– Да-да, именно, Ма-Бутен. Мне было тринадцать лет… она была маминой служанкой и за мной тоже присматривала.

– Ко мне заявились ее дети… Она рассказала сыну, он работает мантри[28] в кадастровой палате.

– Да…

– Отвратительный тип. Я дал ему денег.

– Это правильно. Но послушай, Даан, это же было так давно…

– Да, очень-очень давно…

– Только Флор ничего не говори.

– Конечно, конечно… Хорошо, что она тоже приехала в Голландию. Если бы она осталась в Тегале[29], то этот мерзкий тип, возможно… да, это было так давно…

– Но все-все пройдет, все пройдет… Еще немножко, и тогда…

– Да, пройдет совсем-совсем… но ты-то, Харольд, каков, молчать столько лет…

– Тише, тише… я слышу звуки на веранде…

Это был шелест Ининых юбок. До этого момента она изо всех сил вслушивалась в их разговор, сгорая от любопытства. И ничего не поняла, только запомнила имя умершей служанки – Ма-Бутен.

И вот, шурша платьем как можно громче, она притворилась, будто только что подошла к конторе.

– Дядя Даан! Дядя Даан!