О старых людях, о том, что проходит мимо

– А, я была молодая, ни на что не обращала внимания. Мне было семнадцать лет. Да-да, твоя тетушка когда-то тоже была молодая. Мне было семнадцать… Я осталась с остальными детьми в городе, за нами присматривала сестра grand-maman. А рара тогда болел и поехал для поправки здоровья в горы. Там они с maman жили в пасангграхане, и… сейчас только вспомнила… они взяли с собой Харольда… Да-да, точно помню, Харольд с нами не оставался. Харольда они взяли с собой, он был папиным любимчиком… Вот там рара и утонул. Ночью, в реке… Ему не спалось, он пошел прогуляться по лесу, оступился, когда шел вдоль реки… Все это отлично помню.

– И мой рара был там же, в пасангграхане?

– Да, твой отец поехал с родителями. Ему тогда было тринадцать лет.

– И с тех пор он что-то знает?

– Он так сказал?

– Он что-то знает… о горах, о пасангграхане…

– Ина… в чем же тут дело?

– Ума не приложу, тетушка, но наверняка это связано с… grand-maman.

– Да, – сказала тету шка Стефания, внезапно насторожившись. – Но о чем бы ни шла речь, все это было так давно. Если что-то было… то скорее всего что-то, что не положено. Давай не будем ворошить прошлое. Прошло столько времени, шестьдесят лет… И grand-maman уже так стара…

Она замолчала, и ее острые птичьи глазки уставились вдаль, моргая ресницами. Казалось, она вдруг увидела смутные очертания чего-то, что приближалось к ней, и предпочла замолчать… От недавнего любопытства не осталось и следа… В моргающих глазках теперь витал страх вперемешку с туманом смутных, смутных воспоминаний. Она не скажет больше ни слова. Не следует чересчур углубляться в события далекого прошлого. Годы шли себе и шли, и те события уже отошли в далекое прошлое, и пусть они идут себе дальше и дальше, и грех пусть уходит дальше и дальше… В грехе человека подстерегают силы ада. И любопытство тоже от лукавого. Ад и страшный шабаш прячутся в книгах и альбомах у Антона. Ад затаился в прошлом maman. Ад питает Инино безудержное любопытство… Но ей, тетушке Стефании, ад не страшен. Она собирается попасть на небо. Ее уже больше не интересует, что произошло. И она закрыла свои моргающие глазки, чтобы не видеть этого тумана воспоминаний.

– Деточка, – сказала она, – давай больше не будем ничего выяснять.

Больше она не сказала ни слова, но Ина была уверена, что тетушке что-то известно, по крайней мере, она что-то вспоминает. Но она знала тетушку Стефанию: подобно своему брату, та будет молчать, как в могиле. Подобно своему брату, тетушка насторожилась. О, как бы узнать, как бы узнать, что случилось?

V

Но в этот момент по лестнице начала спускаться, переваливаясь с ноги на ногу и колышась пышным телом, тетушка Флор, а в дверь как раз позвонил дядя Даан, чему старая Анна очень обрадовалась: она любила эти передвижения родственников на первом этаже и встречала каждого радостной улыбкой на старом лице и добродушными словами вежливости, в то время как кошка, путаясь в хозяйкиных юбках, выгибала спину горбом и распушала хвост. Следом за Флор спускался доктор Рулофс, хромая на негнущейся ноге, и его огромный живот, казалось, с расстояния в несколько ступенек подталкивал колышущиеся формы тетушки Флор, осторожненько, шаг за шагом.

Тетушка Стефания была рада избавиться от Ины д’Эрбур и потому сказала:

– Пойду-ка теперь я наверх…

В передней она осторожно миновала Рулофса с его ногой, протиснулась между Дааном и Флор к лестнице и, охваченная страхом перед слишком навязчивой Иной, грехом, любопытством и адом, чуть не споткнулась о кошку, как раз юркнувшую у нее между ног.

– Рулофс, – сказал дядя Даан. – Я так и думал, что встречу тебя здесь. Иначе бы сразу заехал к тебе, чтобы повидаться.

– Да-да-да, так-так, ты, значит, вернулся, Деркс, – сказал старый доктор.

Они пожали друг другу руку, и Даан Деркс, волнуясь, посмотрел на доктора Рулофса так, как будто хотел ему что-то сказать. Но он сомневался и спросил только, обращаясь к Ине:

– А ты… не пойдешь наверх, Ина?

– Нет, дядя, – ответила Ина, якобы из вежливости уступая ему очередь, на самом деле радуясь возможности поговорить с доктором. – Идите сначала вы. Я прекрасно могу еще подождать. Я подожду… здесь, в гостиной.

Действительно, доктор Рулофс присоединился к ней, потирая замерзшие руки, сказал, что здесь теплее, чем наверху, где топят совсем слабо: старик Такма никогда не мерзнет, у него внутри всегда горит огонь. Но тетя Флор, тоже заглянувшая в гостиную, пыхтела от жары и тотчас скинула тяжелую шубу, на что Ина воскликнула:

– Какая у вас красивая шуба, тетя!

– Дда, милочка, но уже совсем старррая, – ответила тетя Флор пренебрежительно. – Ей уже тррри года. Но для Голландии в самый раз. Не зззамерррзнешь!

Последним словом, с раскатистыми согласными, она выстрелила Ине в лицо, радуясь своей теплой шубе. Все трое сели в гостиной, и Анне так это понравилось, что она принесла сливовой наливки, три рюмочки на подносе.

– Или вы предпочитаете чай, мефрау Ина?

– Нет, Анна, твои сливы изумительны…