Читаем О том, что есть в Греции полностью

О том, что есть в Греции

• Потом снимаем сироп с огня (он еще побулькивает) и опускаем в него пряник. Важно! Пряник должен быть комнатной температуры, а сироп – горячим.

Для украшения:

1 чайная чашка молотых грецких орехов

2–3 чайные ложки молотой корицы

2–3 чайные ложки сахара

• Ждем несколько секунд и пр(ряем зубочисткой – хорошо j входит? Если с затруднением оставляем в сиропе еще на минутку.

• Пропитанные сиропом меломакарона выкладываем на блюдо и, пока они еще горячие от сиропа, посыпаем смесью молотого грецкого ореха, сахара и корицы.

Прокопий

Прокопий маленького роста, смуглый, тощий, с хриплым прокуренным голосом. Производит впечатление человека, который не ест и не пьет – но не потому, что это у него нет аппетита. А потому, что он в этом не нуждается – вино у него течет по жилам вместо крови, а питается он, как языческое божество, жирным дымом костров, которые разводят зимой рыночные торговцы, чтобы не замерзнуть.

Внешность у Прокопия жуковатая, но его украшает тонкое понимание вещей. Он никогда не стоит за прилавком – всегда перед ним, на проходе, дает шикарное стендап-представление. Шутит, философствует, обнимается с покупателями.

Женщине с мальчиком, которые подошли к нему, чтобы поздравить с прошедшими, сказал на ухо:

– Идите к Янису в таверну, ешьте, пейте, скажите, пусть запишет на мой счет.

Женщина засмущалась – она даже ничего сегодня не купила, а он ей строго:

– Ты не волнуйся. Это для меня. Хочу быть счастливым каждую минуту! Разворачивается к Манолису и заявляет:

– Я поэтому с красавицей расстался!

Манолис взвешивает помидоры со скептическим видом: расстался с красавицей, чтобы быть счастливым? Серьезно?

– Именно из-за этого. Жизни не было. Идем с ней по улице, и каждый говорит – о, посмотри, какие ноги. О, зацени, какие руки. Она, конечно, рада, а мне-то каково! Мне одни переживания. А я хочу жить. Жить спокойно и счастливо! Правильно я говорю, мадемуазель? – спрашивает у меня Прокопий.

При входе на рынок передвижная жаровня торгует колбасками, свиными и куриными шашлычками. Все столики в тени заняты.

– Если ты чему-то научился, то будешь это делать… – говорит мужчина средних лет другому, подвешивая фразу на паузу, чтобы разлить рецину из жестяной пол-литровой кружки по пузатеньким стеклянным стаканам.

– Хорошо? – пытается угадать конец фразы собеседник.

– Необязательно. – не соглашается оратор. – Но, – поднимает палец вверх, – ты будешь это делать постоянно! И много! Как повелось.

– М-м-м. Не понимаю. Приведи пример. Вот ты что научился делать?

– Пить вино.

– Знаешь, почему она называется «Христова рыба»? – спрашивает у меня Прокопий, выбирая из груды мрачных рыб с иконными ликами розовые, твердые, как коктейльные соломинки, усы креветки.

– Нет, не знаю.

– Видишь, у нее черные пятнышки по бокам? Это Христос ее взял, чтобы накормить народ Израиля. Слышала про такое?

– Про чудо с рыбой слышала, но про пятнышки нет.

– А это следы от пальцев Христа. Мне сначала сомнительным казалось, но потом я подумал – столько лет этой рыбе, а пятнышки не исчезают. Может, и правда Христос до нее дотронулся, зря не скажут.

Скажут не просто не зря, скажут прекрасно. Говорить здесь умеют.

ПАХНЕТ ДЕРЕВНЕЙ. ПРИБИТОЙ ДОЖДЕМ ПЫЛЬЮ. ОСТЫВШИМИ ЛИСТЬЯМИ.

Новые Апории

Начиная с первого сентября греки приветствуют друг друга так:

– Хорошей зимы!

Тени потемнели. Небо заволокло штормовыми барашками. Неоновый кончик солнечного носа едва торчит из кучи белесых пуховых облаков.

– Лучший месяц! Солнца нет, можно не торопиться, гулять в свое удовольствие, – перетирают на рынке косточки сентябрю.

Пахнет деревней, прибитой дождем пылью, остывшими листьями.

– Какой сегодня ветер?

– Хвойный!

Над прилавком с «утренними» кабачками нависает Костас, пасмурный, как циклоп.

– Где ваша жена, господин Костас? – любопытствует покупательница.