Поэтому всякая, более или менее серьезная мысль не останавливается на пестрой игре внешних случайностей, а старается заглянуть внутрь их, на ту общую основу, на которой происходит эта внешняя игра; и когда она действительно проникает глубже, то видит перед собой совершенно иную картину. Если на поверхности наблюдателю представляется бесконечно богатое и разнообразное зрелище явлений, которые в своей крайней разрозненности повсюду ускользают от всякой попытки связать и осмыслить их; то с другой стороны — под ними серьезный мыслитель замечает неподвижное единство, которое стремится связать все это живое, непрестанно движущееся разнообразие в твердые формы и опять поглотить его в недрах всеобщих начал; но никогда не удается ни одной из этих сторон окончательно одолеть другую и через это вполне достигнуть своей цели. Принципы, лежащие в основе обеих этих сторон: там — случай и индивидуальная свобода, здесь — необходимость, составляют громаднейшую противоположность, которую тщетно старается понять и сгладить разум: их сосуществование и взаимодействие есть глубочайшая загадка бытия, вследствие чего и общий результат их — история, пеструю ткань которой производят они, столь таинственна в своем процессе. Мы ясно видим, как вследствие этой путаницы сталкивающихся между собой влияний, развитие продолжает свой тихий размеренный ход, как ему часто чудесно содействует сам случай, как разрозненность и раздвоение опять возвращаются к единству, и свобода, как бы сдерживаемая невидимыми узами, никогда не может слишком далеко уклониться от него, так что даже по-видимому в самых случайных и капризнейших проявлениях человеческой жизни поразительным образом просвечивает закон.
Такой именно двусторонний процесс и представляет собой мир исторических явлений для всякого мыслящего наблюдателя. Для наглядности его можно сравнить с океаном. На поверхности его под влиянием разных случайностей происходят движения, не подчиняющиеся никаким определенным законам, так что всякое парусное судно находится во власти капризной стихии; но если мы взглянем вглубь, то увидим совершенно правильные движения вод, в определенных направлениях и по определенным законам, очевидно в силу естественной необходимости, так что эти течения могут составлять предмет точного изучения и даже изображения на географических картах. И обе эти стороны сосуществуют в одном и том же процессе. То же самое представляет и история.
Некоторые находят невозможным построить какой-либо общий план для истории человечества и отрицают его в принципе. Вместо построения такого плана, они посвящают себя весьма кропотливому и утомительному труду, стараясь показать, как, какими путями, из чего, под влиянием какой общей тенденции личности ведут ту многовековую работу, которая известна под названием истории, и результат получается самый ничтожный: уясняется несколько черновая, так сказать, сторона исторического процесса, но совершенно в стороне остается капитальный вопрос: для какой высшей цели ведется весь этот труд, причиняющий столько радостей и горя, требующий таких колоссальных усилий и такого геройства, кто главный управитель этой работы и, следовательно, составитель ее плана, и кто будет награждать за успешное выполнение его?
Такой исследователь истории уподобляется, по сравнению одного американского писателя, человеку, который, впервые увидев величественный собор в Кельне, и изучив его состав, материал, из которого он сделан, процесс работы над ним, все технические подробности постройки, вообразил бы, что он имеет полное понятие об этом предмете. Но конечно, если бы он остановился на этом только исследовании, а не разрешил бы себе главного вопроса, для чего собственно создано это величественное здание, то его понятие о нем было бы далеко неполным и в сущности совершенно неясным.
Таким образом, мир исторических явлений с рассмотренной точки зрения оказывается совершенно непостижимым. Это какая-то загадка, для которой нет ни малейших данных, наводящих на ее разрешение. И особенно непостижимыми становятся те явления истории, в которых личный элемент с его сознательными целями и стремлениями становится в противоречии с подавляющими его враждебными силами. Такие явления, в которых страшные усилия одних рушатся от бездушной случайности, а страшное горе других не находит себе нигде ни малейшего отголоска или сочувствия, в которых преждевременно гибнущие личности и целые народы оказываются жертвой.
Пути Промысла Божия в судьбах древнего человечества