О тревогах не предупреждают

— А я завидовал тебе. По твоему лицу и не догадаешься, что пасуешь.

— Первой ракетой, — не слушал его Виктор. — Тут расчет должен быть максимально точным. Слушай, пошли еще раз в класс…

И наступил этот день. Получены от инструкторов последние указания.

— Сделайте все, как учили вас в учебных перехватах, — сказал майор Углов.

Легко сказать — сделайте! Ведь все, что постигнуто за столько времени, должно сконцентрироваться в одном полете, войти, словно в обойму, в какую-то минуту, в миг.

Сергей стоял рядом с Виктором в ожидании команды на вылет. Небо над аэродромом — глубокое, безоблачное. Только по его краям висела плотная кучевка — примета надвигающейся осени.

Дрожала бетонка от работающих двигателей. В воздух уходили первоклассные летчики. Лейтенантам лететь «крайними».

Волнение отпустило. Нет, не так — оно просто отступило куда-то на задний план. Сергей взглянул на Виктора. Похоже, и с ним — то же самое.

Команда.

— И наш черед, да будет сталь крепка! — пропел Виктор, надевая гермошлем.

— Всем запуск! — звучит по радио.

Техник самолета Анатолий Федоров, закрывая фонарь кабины, крикнул Сергею: «Ни пуха!» И вот уже форсаж несет его по бетонке вперед, в небо, к далекому полигону.

— Тридцать девятый, курс отхода — 80 градусов, высота… — следует неторопливая команда с земли офицера боевого управления.

В наборе высоты к Сергею подстраивается Ясиновский. До полигона им идти парой.

Кружит большая стрелка высотомера, лишь минутная словно бы припаяна к циферблату.

— Тридцать девятый, вправо на курс 105! Тридцать первому следовать прежним, с набором высоты, — вносит первую коррективу земля. Значит, близко.

Сергей закладывает правый крен, осматривается.

— На боевом! — уверенно наводит земля.

Сергей включает автоматы защиты сети контрольно-записывающей аппаратуры, последние переключатели. Внимательно анализирует информацию офицера боевого управления о воздушной обстановке.

— Все понял. К работе готов, — дает ответное.

На экране бортового прицела начинает высвечиваться метка цели. Опознав ее, Сергей тут же докладывает на командный пункт.

— Тридцать девятый, цель ваша, работу разрешаю.

Руки Сергея автоматически проводят нужные операции. Сам же он — весь внимание.

Самолет «противника» в захвате. Еще сближение, еще… Вот уже сами ракеты выдали сигнал о готовности к пуску: «Видим!» Сергей вводит прицельную отметку в «перекрестие», отсчитывает секунды и нажимает боевую кнопку. Самолет вздрогнул. Пошла!

— Пуск произвел!

Ракета быстро «глотает» расстояние до мишени. Сергей выводит самолет из атаки и в левом углу фонаря замечает всплеск пламени. Попадание! Он берет обратный курс. Все идет хорошо, и ему хочется петь.

В шлемофоне послышалось:

— Тридцать первый, пуск произвел.

Это Виктор. Как он там?

И на аэродроме, лишь откинули фонарь кабины, первый вопрос — о нем.

— Ясиновский? Тоже отлично.

* * *

Грубая ошибка… Пожалуй, нет ничего тяжелее для летчика, техника двух этих коротких слов. Ее не сотрешь мокрой тряпкой с доски, не исправишь в тетрадке. Это уже даже не предпосылка к летному происшествию, а явный шаг к катастрофе.

— Сегодня старший лейтенант Суровцев совершил грубую ошибку, — сказал, войдя в класс, майор Углов.

Притихли. Все вопросительно посмотрели на Суровцева. В его глазах тоже читалось недоумение.

— Поясняю, — продолжил комэск. — Летчик Суровцев в грубом тоне разговаривал с техником самолета лейтенантом Стариковым. Он и раньше получал замечания за неуважительное, больше того, пренебрежительное отношение к специалистам наземных служб. Но сегодня… Разумеется, душевную черствость, невнимательность другому человеку не пристегнешь к ошибке в технике пилотирования. Руководитель полетов не запишет ее в журнал замечаний. Но если подойти дифференцированно, то подобные категории человеческих взаимоотношений можно смело отнести в разряд грубых летных ошибок. Только так.

— Товарищ старший лейтенант, — обратился он к Суровцеву. — Объявляю вам строгий выговор и настоятельно советую извиниться перед лейтенантом Стариковым. Думаю, коммунистам эскадрильи следует обратить свое внимание на микроклимат в коллективе. Ставлю в пример экипаж лейтенанта Касатова.

Экипаж. Уважение к нему не сравнишь ни с чем. Даже с уважением к Виктору. К майору Углову. Тут совершенно другое дело.

Когда после полета Сергей подруливает к колонкам центральной заправочной и видит, как со всех сторон спешат к его машине техники, механики, начальники групп, то невольно поднимается в душе теплое чувство благодарности к этим людям за их труд. Задолго до того как он, Сергей, поднимется в воздух, они уже живут предстоящими полетами, словно добрые Айболиты, выстукивают, выслушивают самолеты, убеждаются в их исправности, а если нужно, то и «лечат».

И все же ближе всех к его машине — экипаж. Главным дирижером тут техник. Вот и сейчас, едва смолкла турбина, Сергей видит через остекление фонаря, как торопит старший лейтенант Анатолий Федоров механика Серенко:

— Стремянку!