О тревогах не предупреждают

Вот и Наташин дом. Нажал на кнопку звонка — все тот же звук. Как музыка.

— Кто там? — дверь отворилась и на пороге отец Наташи. Мешки под глазами, здорово сгорбился за этот год.

— Здравствуйте, Николай Николаевич.

— Сережа? — В глазах удивление и радость. — Вот уж порадовал меня, мальчик.

Так и осталось с ним это — «мальчик», еще с Сережкиных школьных лет… А из-за его плеча — подошедший лысоватый мужчина в майке, склонив голову, всматривается в Сергея.

— А, летчик! — прогудел он. — Проходите, проходите, давний знакомый. Пропустите же его, Николай Николаевич, и чайку бы нам. В такую-то погоду…

Сергей вошел, замешкался, снимая ботинки с налипшей глиной.

— Можете не снимать. Женщина есть в доме, — гудел мужчина каким-то однотонным голосом, не повышая и не понижая его. — Ну, еще раз познакомимся, — протянул он руку. — Володя, муж Натальи. А вас, молодой человек, представьте себе, хорошо знаю. Нет, больше не встречались, но Наталья прожужжала уши.

«Внимание, — приказал себе Сергей. — Спокойствие».

— Где же Наташа? — спокойно спросил он. Отметил, что лысоватому Володе где-то не меньше сорока лет.

— Должна подойти. У подруги, — заторопился Николай Николаевич. — Вы уж, Владимир Аристархович, простите, мы с Сережей ко мне в комнату. Пока чай не поспеет.

— Что же так, Николай Николаевич? — спросил Сергей, когда тот, пропустив его, закрыл за собой дверь комнаты. Тихо сказал. И больше ничего. Но Николай Николаевич ахнул:

— Разве она вам не писала? Мне сказала, что написала обо всем. Мальчик ты мой, хороший, Сережа. Но, — Николай Николаевич расправился, — будь мужчиной. Не таким вот, — кивнул он на дверь. — Мы еще споем!

Бодрячества хватило ему ненадолго. Снова рано поседевшая голова ушла в плечи. Сергей знал: крепко прибаливает Николай Николаевич. С тех давних пор, как вместе с женой попал в автокатастрофу. Он-то выкарабкался, хоть и переломанный, а жена…

— Плохо у них, Сережа, — пододвинув ему стул, сам сел напротив. — Плохо. Полгода назад сошлись и вот расходятся. Этот, — Николай Николаевич снова кивнул на дверь, — мне жалится, что Наташа плоха, что уехать ей надобно. А ему, мол, в его годы да с его положением в городе куда двигаться? Нам, — говорит, — двум бобылям, чего бы не ужиться. Но куда я и как без Наташи? А потом ей всю ночь долдонит: «Не уживемся с твоим отцом, мешает счастью и самостоятельности». Это я мешаю! Носа из своей комнаты не показываю. Грешно подслушивать, но ведь гудит-гудит всю ночь. Не захочешь — услышишь.

Дверь распахнулась без стука.

— Что же вы, любезный Николай Николаевич! Чайник аж подпрыгивает. Извольте к столу, молодой герой.

— Пройдемте, Сережа, прошу вас, — впервые его назвал на «вы» Наташин отец. И было в этом что-то беззащитное, безысходное.

Володя гудел, забыв про свой стакан остывающего чая.

— Я, пардон, знаю Наташину предрасположенность к вам, молодой кавалер.

«Ревность? — подумалось Сергею. Но через пару минут гудения: — Ого! Это уже интереснее. Нет, не ревность. Так что же?»

— Коль совместная жизнь не складывается, надобно искать разумный выход. Компромиссный, так сказать. Мне кажется, вы с Натальей можете стать счастливой парой. Прелестный она человек, но еще ребенок. Конечно, я говорю: ребенок — с высоты моего возраста.

— И вы тогда останетесь лишь вдвоем с Николаем Николаевичем в квартире. Временно, пока он не захочет, следуя вашим добрым советам, переехать к дочери. Так я вас понял, Володя?

Тот нисколько не смутился:

— В перспективе и это разумный вариант.

— А как вам нравится ближайшая перспектива сходить в зубоврачебный кабинет? — поднялся Сергей.

— Но-но, — посерел Володя. — Вы меня неправильно поняли. Вот придет Наталья и мы все хорошенько обсудим.

— Мне нужно идти, — сказал Сергей. — Спасибо за чай. Вам, Николай Николаевич, всего хорошего и доброго здоровья.

В прихожей он вспомнил:

— Да тут же дыня. Это вам, Николай Николаевич. Да вы ее и не удержите, позвольте занесу в вашу комнату.

Спускаясь по лестнице, Сергей не услышал привычного щелчка закрывающейся двери. Вернулся. Так и есть. Николай Николаевич задумчиво стоял у порога, отрешенно глядел куда-то вдаль.

— Вы что, Николай Николаевич?

Встрепенулся. Снова приподнял свой подбородок:

— Мы еще споем, Сережа! Мы еще споем!

— Николай Николаевич, — вдруг горячо заговорил Сергей. — А что, если вы с мамой приедете ко мне? Николай Николаевич, — он даже всплеснул руками, — вы же знаете, как мама хорошо к вам относится.

— Спасибо, Сергей Александрович. Не удивляйтесь, я ведь отца вашего знал. Обещаю, мы посоветуемся с мамой вашей. Я навещу ее, если мне будет позволено.

И вдруг лукаво заулыбался.

— Сережа, — поманив его пальцем к себе, он с опаской оглянулся на дверь. — Сережа, упаси бог, не надо этого, но теперь я все время буду считать, что вы дали тому по зубам.

— Да он сам себя высек, Николай Николаевич… Эх, маэстро!

* * *

Сергей шагал по улицам. Они были светлыми от фонарей, умытыми дождем. «Какие же они чистые и прямые!» — подумалось Сергею.