Первым порывом Трифонова было поспешить на помощь Толстову, но он сдержал себя. Пусть командир взвода самостоятельно выпутывается из создавшегося положения. Ведь он не просит о помощи. И тут он увидел, как на позицию к Толстову бежит старший лейтенант Ильинов. Будто теплая волна обдала командира роты. Мог ли он ожидать, что на помощь товарищу первым придет Ильинов? Значит, офицер избавляется от себялюбия, эгоизма. Это — победа.
Из аппаратной командир роты видел, как Ильинов встал к подъемнику и четко скомандовал. Мачта послушно поползла вверх. Водитель, ранее беспомощно размахивавший руками, подхватил конец фидера и начал подключать его к вводу в распределительный щиток.
Еще несколько секунд — и последовал доклад о готовности и от Толстова. Рота все-таки уложилась в жесткий норматив. Но Трифонову не терпелось узнать, что произошло во взводе Толстова при развертывании?
— Ветер-то какой! Сильным порывом рассоединило клеммы фидеров, пришлось опускать мачту, устранять неполадку, — извиняющимся тоном доложил лейтенант.
Потом началась боевая работа. Команды шли плотно — одна за другой. От радистов и операторов требовались предельная быстрота и точность в действиях.
Расшифровывая поступающие команды и кодируя свои донесения, старший лейтенант Трифонов так увлекся работой, что и не заметил, как на командном пункте появился заместитель командира батальона по политической части майор Щелочков. Командир роты поднялся, чтобы доложить ему, но майор жестом остановил офицера.
— По предварительным данным, рота выполняет задачу успешно. Так что обстановку я знаю.
Молчали. Но Трифонов то и дело бросал вопросительный взгляд на майора. Щелочков прекрасно понимал суть этих взглядов, но с ответом не спешил. Нравился ему молодой командир роты. И выдержкой, и тем искренним участием, которое он принял в судьбе своего подчиненного. Другой бы на его месте мог отмахнуться от посторонних забот. Мол, самое важное — боевая учеба. Трифонов же, как видно, заботу о конкретном человеке, о его душевном состоянии не считает второстепенной и выносит ее на первый план.
Он по-своему воспринял молчание майора, в его сознании начали закрадываться опасения: «Неужели у замполита ничего не получилось?» Он вспомнил, как только что Ильинов пришел на выручку товарищу, с каким вдохновением докладывал о готовности Корольков. Сегодня он был, как показалось Трифонову, радостно возбужденный. Объяснить такую перемену в настроении офицера он пока не мог, но понимал — произошло что-то для него очень важное. Но тогда что же произойдет, если Корольков вернется и обнаружит, что Таня ушла?!
Майор Щелочков словно прочитал мысли командира роты и успокаивающе произнес:
— Не беспокойтесь, Николай Николаевич, мне удалось вернуть беглянку. Хотя, должен признаться, это потребовало немало дипломатических усилий.
Трифонов облегченно вздохнул. Однако замполит сделал предупредительный жест:
— Рано торжествовать! Корольков… Вот что сейчас важно.
Если бы они знали, о чем сейчас думал нетерпеливо подгоняющий время старший лейтенант Корольков!
…Толстов ушел из автопарка последним. По поручению Трифонова он проверил, как расставлены машины по боксам, соблюдаются ли правила противопожарной безопасности. Один из бензоэлектрических агрегатов первого взвода, за который отвечал рядовой Ниязматов, оказался поврежденным. Должно быть, это произошло во время марша.
— Ниязматова ко мне! — вызвал Толстов водителя.
Вечерело. Сильный ветер, свирепствовавший двое суток, ослаб. Небо прояснилось. Стало теплее. Вдыхая свежий воздух, Толстов чувствовал усталость и все возрастающую нервозность. Он был недоволен своими действиями на учениях. Слишком много ошибок совершил. Мелких и обидных. Правда, на разборе о нем и его подчиненных было сказано всего несколько слов, дескать, третий взвод с задачей, в основном, справился. И это «в основном» больно задевало самолюбие лейтенанта…
Прошло десять минут, а Ниязматов не показывался. Вдруг он услышал тяжелый топот, а через секунду увидел, что к автопарку бегут двое — Ниязматов и Курмаков.
— Я вызывал одного Ниязматова, — сказал лейтенант Курмакову.
— Товарищ лейтенант, вдвоем мы быстрее управимся, — доложил, улыбаясь, Курмаков.
Толстов все понял. И от мысли, что эти два в общем-то «трудных» и разных солдата подружились, ему стало спокойнее и радостнее. Значит, все правильно идет в роте.
В общежитие Толстов возвращался в хорошем настроении: он все сделал на совесть. Трифонов будет им доволен. Но самое важное в том, что и сам Толстов был доволен собой. Как-никак, а первое в своей командирской практике тактико-специальное учение он выдержал.
Перед общежитием лейтенант неожиданно увидел Трифонова. Командир роты поливал тополек, растущий перед окнами его комнаты. Рядом с молоденьким деревцем появился прочный кол.
— Вспомнил, как ветер разбойничал тут два дня, — поднял голову старший лейтенант. — Решил помочь малышу. Пока не окрепнет, обязательно опора нужна.
— Я хотел, товарищ старший лейтенант…
— Вот и хорошо! Принесите, если не трудно, еще одно ведерко воды.