В этот вечер они долго сидели на скамейке под окнами общежития. А когда, наконец, поднялись, командир роты, задумчиво посмотрев на еще слабое деревце, сказал:
— Расти, тополек!
Толстов мог поручиться, что эти слова предназначались и ему.
О ТРЕВОГАХ НЕ ПРЕДУПРЕЖДАЮТ
НОЧНОЙ ЗВОНОК
Красиво шла вторая батарея. И шаг у солдат ладный, и песня у них получалась звонкой. Проводив строй взглядом, командир дивизиона майор Виктор Павлович Бронин закрыл окно и опять остановился у стола, на котором лежали расписания занятий в батареях. Не первый раз он принимался изучать их, сверяя с расчасовкой, поступившей из штаба полка. И всякий раз в сердцах бросал ручку, открывал окно, вдыхал мокрый и пресный воздух до тех пор, пока на высоком лбу не исчезали три поперечные складки — признак сильного раздражения.
Да где уж тут не раздражаться? Как и неделю назад, старший лейтенант Алешин составил расписание безграмотно, на скорую руку, нарушал последовательность в обучении, и в частности главный его принцип — от простого к сложному, от частного к общему. У Бронина был уже разговор с командиром батареи по этому поводу. Ответ Алешина на замечание тогда просто озадачил майора: «А зачем мне зря терять время на расписание? Вы ведь все равно переделаете его по-своему».
Долго втолковывал Бронин молодому офицеру, что расписание занятий — это закон, программная установка на неделю, и от того, как оно продумано, зависит качество обучения солдат, ритм всего учебно-воспитательного процесса. «Хорошо. Понял. Переделаю», — отвечал Алешин. Но прошла неделя и вновь все повторилось.
Привычка у здешних офицеров к тому, что их кто-то постоянно опекает, бросилась в глаза майору Бронину давно, еще когда он служил в вышестоящем штабе и приезжал сюда инспектировать дивизион. Результаты той проверки оказались только удовлетворительными. Тогда-то он, Бронин, и сказал командиру дивизиона: «По-моему, ваш основной просчет в том, что вы не всегда доверяете людям, стараетесь все взять на себя, всюду успеть. Конечно же, не успеваете, поэтому прорехи обнаруживаются то здесь, то там». Тот нахмурил брови, обронил, не поднимая на собеседника глаза:
— Конечно, вам там, в штабе, виднее… А назначить вас сюда, на дивизион, — и будет то же самое, если не хуже.
Вскоре другие заботы, а их в штабе хватает, захлестнули Бронина. А тот разговор с командиром дивизиона не выходил из головы майора. Самолюбиво он ставил себя на его место и настойчиво размышлял, как по-новому построить обучение, что привнести в методику тренировок, в политико-воспитательный процесс. В мечтах вроде бы получалось. С ними Бронин постепенно свыкся и ждал удобного случая, чтобы подойти к начальнику отдела, попроситься на самостоятельную работу в войска.
Однажды узнал: того командира дивизиона переводят в другую часть. И Бронин быстро написал давно созревший рапорт, просил направить его из штаба в войска, на освободившуюся должность.
Полковник Павлов — человек неторопливый, рассудительный, поначалу удивился просьбе майора. Но услышав его откровенный рассказ о поездке в дивизион, поняв его беспокойство, заключил: «Стремление похвальное. Поддержу вашу просьбу…» Через две недели Бронин вступил в командование дивизионом.
Более внимательное знакомство с людьми, их настроением подтвердило прежний вывод: да, они смирились с тем, что выше тройки им не подняться. Сержанты и даже офицеры привыкли к постоянному контролю, выполнению «ценных указаний», поэтому особой инициативы не проявляли.
— Как вы понимаете перестройку? Каковы ее ориентиры и что конкретно уже сделано? — спросил Бронин у командиров батарей на служебном совещании.
Ответы были расплывчатыми, неконкретными. Смысл их сводился к одному — надо честно выполнять свои должностные обязанности, проявлять усердие в работе.
После этого совещания Бронин подолгу беседовал наедине с каждым офицером, пытаясь вызвать на откровенный разговор, разбудить в каждом критическое отношение к достигнутому, чувство неудовлетворенности своим трудом. Люди вроде бы и соглашались с ним, но не всем нравился этот разговор. А старший лейтенант Алешин самоуверенно выпалил: «Да, недорабатываю. Но недоработки вижу».
Свои наблюдения о подчиненных Бронин накапливал кропотливо, выводы делать не спешил. В беседе с полковником, начальником политотдела, который попросил майора поделиться первыми впечатлениями о людях и боевой технике дивизиона, он сказал: