О тревогах не предупреждают

Ему бы понять, что обделил полетом в сущности он сам себя. Ведь действительно подготовился слабо. Но поднялся лениво и, вроде бы как о чем-то докучливом, этак равнодушно бросил:

— Не к чему, значит, и приходить мне завтра утром на построение.

Утром в строю его не было.

Сергей напоминал того человека, который, ударившись спросонья головой о спинку кровати, бьет по ней ногой. В тот же вечер он подал по команде рапорт о списании с летной работы.

Случай небывалый в полку. Разные ведь они встречаются, рапорты. О предоставлении отпуска, о переводе… На одних командиры ставят размашисто «удовлетворить». На других «отказать». На этом же, знал Касатов, как знает каждый летчик, могла быть наложена лишь одна резолюция: «Списать». Разуверившемуся в небе туда возврата нет. И доверия такому быть не может.

«Витька, Витька! Где ты сейчас? Ну, найди меня, рявкни: «Что ты наделал, парень?! — с горечью подумал Сергей. Круто развернувшись, он зашагал прочь от стоянки: — Пусть будет еще одно взыскание».

В своей комнатке он достал кисть и краски. «Как долго не занимался этим!» — подумалось. На дне чемодана — фотография: «И ты, Наташа, против меня?» Поставил ее перед собой на столике: «Уходишь, Наталья, вот уже и не смогу нарисовать тебя по памяти».

А на листе вместо девичьего лица рождался под его кистью стремительный «МиГ». Будто само собой. Зачеркни — он снова вырвется из белизны листка ватмана на встречу с небом и солнцем…

Кто-то постучал в дверь. Витька? Нет, на пороге двое: Ледков и Суровцев — лейтенанты-сослуживцы. Молчаливый Суровцев, носящий на кителе гвардейский, училищный и еще какой-то знаки, и веселяга Ледков, любитель анекдотов и компаний. Спасибо и на этом, хуже нет сейчас быть одному.

Суровцев, тот сразу к зеркалу, поправить свою прическу — все знали его привычку: даже перед вылетом медленно-медленно, чтобы волос к волосу, надевать подшлемник. Ледков же засуетился, заулыбался, доставая из «дипломата» бутылку, банку со шпротами, плитку шоколада.

— Знаешь, малыш, — приговаривал он, — может, это и к лучшему. На гражданке — ого! В ГВФ пойти: «Рейс выполняет командир корабля Касатов» — дамочки на тебя с восторгом, стюардессы кофе тебе, то да се. А здесь — с утра до вечера солнце по темечку, командир — по темечку, замполит — по рукам, чуть такую вот приласкаешь, — откупоривал он, болтая, бутылку.

Суровцев наблюдал и слушал все это снисходительно и как бы издалека. «Что ж, не каждому дано с небом один на один», — словно бы не просто говорил весь его вид, а утверждал это.

— Закуришь? — протянул он пачку «Кента».

Что же, еще раз спасибо и на этом.

— Да я и не горюю, — словно слыша себя со стороны, проговорил Сергей бодрым голосом. — Свет, что ли, клином сошелся на Свиридове? Как там у классика? «Служить бы рад, прислуживаться тошно».

— Ну, это ты зря, — вдруг взъерепенился Ледков. — О Свиридове такое зря. Правильный мужик. Крутой, но правильный. А впрочем, — помягчел он, вспомнив, что пришел утешать…

Сергей и сам знал, что зря. Но кто-то же виноват в случившемся. Ведь не только он сам, не в лесу же живет… Ладно! Сам себя высадил в этот лес. Хлюпик. О Свиридове правильно в полку говорят: — «Он и медведя научит летать, если тот захочет учиться». Для Свиридова же Сергей тот, кто не хочет учиться. Медвежонок. Хлюпик. Ну а в общем, снявши голову, по волосам не плачут. Рапорт подан.

* * *

Снова стук в дверь. Витька!

Виктор вошел, затем как-то неуклюже снова отступил, пропуская в комнату широченного в плечах человека. Углов? Ну да, майор Углов, попутчик! Так вот он кто, этот новый командир эскадрильи.

Виктор нескладно протопал в самый угол, не зная, куда себя деть. Как он вспыхнул, увидев на столе эту бутылку, окурок в баночке с водой, где покоилась кисточка. Углов же сразу занял собой всю комнату. От стены до стены, так казалось.

— Здравствуйте, лейтенант Касатов. И вы, — повернул голову к двум Сережкиным гостям. — Пить пришли или человека топить?

— Так ведь суббота, — промямлил Ледков. — Мы по капельке. Его вот проведать — кивнул он на Касатова.

— Значит, утешать пришли.

— Разрешите идти? — надел фуражку Суровцев. — И правда, нехорошо получилось.

— Нехорошо. Да и повода нет, — присел на стул Углов. — Лучше вот что сделаем. Уберем в комнате, посидим и поговорим. О Касатове и о нас. Представлюсь: майор Углов, новый командир второй эскадрильи. Время есть, чтобы о товарище поговорить?

— Есть, — ответили оба и оттого, что так в лад, заулыбались. Быстро прибрали в комнате, проветрили. Сергей хотел спрятать рисунок, но Углов протянул свою огромную ладонь:

— Разреши-ка. Наша машинка! Вот тоже, как ты, люблю ее, а так не нарисую. Можно сегодня на «ты»? — обратился к Сергею.

«Это уж точно, любит майор «машинку», — подумалось Сергею. — На рисунок смотрит такими глазами, ну как я на портрет Наташки».

— Что же он у тебя без номера? — возвратил Углов рисунок. — Нарисуй-ка на нем «39». Твой номер будет, твоей машины. Ну, а теперь — о деталях.

Еще там, в поезде, Сергею никак не дано было понять, шутит Углов или не шутит.