Его удивительная способность на всех за все обижаться, видимо врожденная, хотя, очень может быть ему в детстве пытались руку или ногу оторвать, возможно, сказались те шестнадцать швов на голове, за которыми он ходил в Армию…
Неоднократно погрустив и по обижавшись, на сотрудников, почту, время, погоду и другие злоключения трудового дня он, на следующее утро всегда приходил улыбающимся, почти счастливым. Подозреваю, дома он, весь список обидчиков заносил в свое левое полушарие планшета из серого вещества, сохранял в памяти, отключал, и продолжал жить с правым полушарием, лелея надежду, однажды, став богатым, знаменитым и великим, – свершить кровавую жатву всех своих раздражителей. Уверен, меня он каждый день сортировал в списке по приоритету в первые ряды.
Другой откровенной его чертой была жеманность и некая театральность в речи, жестикуляции, телодвижениях, которые вместе с его пуссетой в левом ушке наталкивали на мысль, что он-она до 45 лет так и определился к какой принадлежит категории: «умным» или «красивым». В стремлении показаться изящным, он при чихании аккуратно прикрывал нос тыльной стороной мизинца, причем чихал он тише, чем пукают чопорные аристократические леди в высшем обществе и, конечно, пожелать ему хотелось, вместо «Будь здоров!» – «Чтоб ты сдох!».
Только что, разозлившись на меня, за то, что я спросил у него не то, что он мне хотел объяснить, директор по логистике, посидев в ступоре пару минут, вышел на перекур. Пришел здоровым.
Однажды утром я все-таки попался на его веселость, с которой он повествовал, что за выходные с его рабочего стола пропала баночка с кофе, которую, наверняка, выкрали хозяева кофейного автомата, чтобы заполучить монополию на его мелочь.
Я предложил ему свои впечатления, от недавних, обрушившихся на меня бедах, скорее из намерения поддержать его отправил ему рассказ про старика в «Метро»…
Он не улыбался целый день. По дороге с работы в «Метро» он мне предложил обзавестись своим блогом в интернете и выставлять на всеобщее обозрение свое творчество. Я конечно, сказал, что пишу только для себя, впрочем, если кому– то понравиться, буду только рад. В ответ получил предсказание директора по логистике, что в своем блоге мне бы сразу открыли глаза, кто я есть и что из себя представляет все, с чем я соприкасаюсь. Не трудно было догадаться, что свой диагноз он уже безошибочно поставил, но, из учтивости, предлагает мне самому обратиться, хотя бы к народной медицине…
Пообещал себе, ни о чем, кроме погоды, с ним больше не разговаривать…
– Какая «замечательная» погода, иронически сказал директор по логистике, когда, на следующее утро мы встретились на входе в здание офиса. «Замечательная» погода представляла собой обычное серое небо, небольшой дождик и кратковременные порывы прохладного питерского ветерка. Поприветствовав его, я согласился с ним, непонятно зачем, видимо для поддержания беседы, добавил, что где-то слышал, что количество воды на Земле постоянно и «замечательная» погода для Питера, – будет обычным делом всегда. На что получил ответ:
– Ежедневно, в высоких слоях атмосфера теряет двадцать тонн ионизированного водорода и гелия…
Сказано это было с такой обреченностью, как будто он не доживет до пенсии из-за данного обстоятельства, то ли потому – что ему гелия не хватит, то ли потому что, скоро воды не останется из-за потерянного водорода, без которой не наступит его «замечательная» погода…
Я, по не многу сам стал уставать от его ежедневных бедствий.
Ветер всегда и по дороге на работу и с работы дул ему в лицо. Эскалатор ломался, как только он на него ступал. Двери «Метро», специально, поджидали, когда он заходит в вагон, чтобы прищемить. Выданный ему корпоративный ноутбук отключался, перегревшись без сохранения титанического труда, проделанного им в течении дня. Никто не понимал, чем он занимается на работе. Никто, ничего из сотрудников не понимал в логистике. В Компании и в Питере нет логистики, по его глубочайшему убеждению. В ближнем к нему супермаркете, когда он заходил в него, действовала всегда, только одна из десяти касс, на которой не работал транспортер и разумеется не считывались кредитные карточки. После обеда у него всегда была изжога от ершиков со сметаной, которая, подозреваю, ему нравилась, раз он их ел каждый день за обедом в столовой, вокруг которой не было собак. Если зимой он поскальзывался и падал на гололеде, то всегда пугал собак, размахивая руками, и те кусали его, не говоря о том, что приземление всегда происходило на голову…
Но, вернемся к моему начальнику – «Троллю».
Совершенная противоположность «гоблинизму» – «троллизм», проступает в моем начальнике неоднократно, но последствия, в основном, делают окружающих, если не счастливыми, то по крайней мере, обеспечивают их работой на длительный срок, хоть и бесполезной, на мой взгляд. Допускаю, вероятность инопланетного происхождения своего начальника.