Пустыня располагает к памяти о вечном. Ночное небо, которое кажется куполом огромного храма, венчающим пустыню, где звезды горят как лампады, зажженные рукою ангелов, говорит своим безгласным языком о величии Творца. В лучах зари оно похоже на хрустальную чашу с цветами, а при восходе солнца на море из золота, по которому плывут подняв паруса облака, как одинокие корабли. Камни, выжженные солнцем, похожие на угли после пожара, безгласно говорят о временности всего земного, где даже скалы превращаются в прах, будто разбитые молотом, и обломки их кажутся могильными надгробьями. В пустыне исчезает память о мире, который остался где-то далеко, как волнующееся море. Но о времени и вечности, о красоте и величии божественного творения размышляют только еще несовершенные безмолвники, которые хотят возвысить свой ум от видимого к невидимому. А совершенные безмолвники не возводят взор свой к небу, усеянному звездами, как драгоценными камнями, не восторгаются видом четких линий гор на фоне голубого океана. Они стараются не думать о творении, чтобы не отвести взора своего ума от Творца, - от лучшего не перейти к худшему. О преподобном Сисое
176 говорили, что, поливая растение, он смотрел только вниз на его корень, не поднимая глаза вверх на ветви, чтобы не рассеять своих мыслей. Поэтому безмолвники заключали себя в келью как в темницу, чтобы внешними впечатлениями не отключить ум свой от молитвы.