О вечном и преходящем

Если сравнить монашество с пирамидой или башней, то фундамент и основанием их будут те монахи, которые избрали подвиг затвора, молчания и безмолвия. Затем идут, как вторая кладка камней, монахи, пребывающие в пустынях и скитах, затем монахи больших монастырей. Низший ряд камней держит высший, - на нем тяжесть всего строения. Если сравнить монашество с деревом, то творцы Иисусовой молитвы, скрывающиеся от мира, подобны корням этого дерева; они питают благодатью своих молитв скитян и монастырских монахов. Людям видны ветви и плоды этого дерева, а корни, ушедшие глубоко в землю, недоступны для глаз мира.

Для безмолвника слово это уже потеря. В молчании - дыхание вечности, в слове - тени земли. Отшельник говорит в двух случаях: когда ему повелевает благодать, или же когда он не в силах выдержать безмолвие. В первом случае благодать говорит за него, во втором - он возвращается в келью обманутым и опустошенным: духовное богатство, которое он собирал, сжег как огонь его собственный язык. Святые отцы сказали: если все подвиги монахов положить на одну чашу, а на другую молчание, то перетянет вторая чаша.

Христос является душе в молчании, тогда прекращается, как бы иссякают даже слова молитвы. Нельзя одновременно созерцать Бога и говорить о Нем. Безмолвник предпочитает быть наедине с Христом, чем говорить о Христе. Слова предполагают многообразие ума и дистанцию между мыслимым и мыслящим. А в безмолвии ум становится простым и как бы прозрачным, как проста природа света.

Преподобный Исаак Сирский¹⁷⁷ сказал: «Слова - орудия этого мира, а молчание - тайна будущего века». Но сама тайна раскрывается душе не через слово, а через внутренний опыт, через действие благодати. Поэтому наши слова о безмолвии похожи на следы верблюда, которые только указывают, в каком направлении пошел караван, но не чем он был нагружен.

Слова связаны с представлением, а представление, как отпечаток внешнего, ложится тяжелым покровом на ум человека и пробуждает страсти его сердца. Поэтому свобода ума достигается очищением от помыслов и стоянием его в сердце с именем Иисуса Христа. Псалтирь, книжные молитвы, каноны это приготовление к Иисусовой молитве. В них ум дышит благодатью; словами псалмов и канонов он совершает священнодействие в храме своей души - он поет Богу; а Иисусова молитва это таинство, совершаемое в безмолвии. В словах Псалтири, акафистов и других молитв ум переходит с одного предмета и образа на другие. Хотя язык церковных молитв и песнопений это язык души, любящей Бога, благодарящей Бога, кающейся перед Ним, но здесь - движение, а не стояние ума. Здесь - священные картины, здесь многообразие форм в единстве содержания, но еще не достигнута та тишина ума, который заключил себя в нескольких словах, и обрел в них неизмеримую ни глубиной, ни высотой свободу.

Подвиг пустынников заключен в Иисусовой молитве, а для исихастов она становится дыханием души. Однако Псалтирь и ограниченный круг молитв остаются в правиле безмолвников, как ступени, по которым душа, вышедшая из храма сердца, вновь возвращается в него. Кто имеет в сердце Бога, тот имеет источник, причину и начало всего существующего. Поэтому апостол Павел сказал: «Не имея ничего, мы обладаем всем¹⁷⁸».

Ничего из сотворенного не может наполнить человеческое сердце, так как все сотворенное имеет свое начало, границы и пределы. Только в Едином Боге находит душа себя и свой покой и, отрекаясь от всего ради Единого, приобретает в Нем бесконечно больше того, от чего оно отреклась. Поэтому отречение от мира и безмолвие рождают в душе великую радость. Поэтому подвижники любили свою келью больше царских чертогов, а пустыню называли своей невестой.

Преподобный Шио был похож на цветок, расцветший в песках пустыни, на светильник, горящей во мраке пещерной кельи, на источник воды, струящийся из каменного сердца гор. Он хотел быть одним из тех неведомых странников на земле, имя и подвиги которых скрыты от людей, но Господь сулил ему другое. Божия Матерь повелела преподобному Иоанну взять с собой 12 учеников и прийти вместе с ними в Иверию, для утверждения веры и основания монашества. Монастыри возникают не по повелению царей и даже не по благословению архиереев. Основа монастыря - это подвиги безмолвника и анахорета, около которого собираются ученики, чтобы научиться от него монашеской жизни: безмолвию, послушанию и молитве.