О видах на урожай, альфа-самцах и кусочке счастья (сборник)

Алина как всякая женщина все больше привыкала к Борису, его запаху, привычкам, вкусам. Ее уже не удивляло, что он не признавал никакого парфюма. Не любил носить рубашек, отдавая предпочтение футболкам и свитерам или пуловерам. Не признавал растворимого кофе, но молотый варил и после закипания. Если зачитывался чем-то по Интернету, не слышал ничего вокруг, а когда пытался что-то сказать в наушниках, говорил громко, словно глуховатый на оба уха старичок. Порой казалось, что вещи вокруг него живут собственной жизнью. Вдруг ни с того ни с сего с полки книжного шкафа падала и разбивалась старинная ваза. С антресолей вываливались сами по себе остатки обоев в рулонах. Никем не тронутый электрочайник на кухне вдруг начинал петь свою песню, самостоятельно включившись. Когда Алина услышала в первый раз, как запищал зуммер будильника на его допотопных электронных наручных часах, они показывали четырнадцать часов сорок две минуты. На ее недоуменный вопрос, что это за странное такое время, получила невразумительный ответ типа: да я не устанавливал, они сами звонят, когда хотят.

Неопределенность в отношениях стала тяготить Алину, и когда ей предложили командировки по работе, она после некоторых сомнений согласилась. Надеялась, что вынужденность расставаний расставит акценты, внесет ясность в эту мучительную для нее связь и либо соединит их навсегда, либо разведет.

Проводив ее в очередной раз на поезд, Борис позвонил через час и сказал, что скучает.

— Почему? — спросила она сквозь треск телефона и перестук колес.

Или нет, вот так:

— По чему?

Нарочно, дразня его.

— По тебе, — ответил он просто и очень серьезно.

Она не поверила:

— Неужели?

— Да. Сам удивляюсь.

«Глупый, видел бы ты свои глаза… там, в тамбуре… Будто с другого лица».

— Да не придумывай — «соскучился», — все же смутилась она.

Странно, теперь, когда они виделись совсем редко, они, казалось, стали ценить нечастные встречи гораздо больше прежнего, когда могли встретиться в любой день. Борис стал молчаливее обычного, зато в его глазах было столько невысказанного вслух: нежности, тревоги за нее, грусти перед очередным расставанием. Алина видела все эти перемены, знала, как тяжело они ему даются, что он ломает себя ради нее, и была благодарна ему за это.

Однажды, находясь в чужом городе уже больше месяца, Алина написала Борису: «Я ненавижу себя… за свою зависимость от тебя, твоего настроения… За привязанность к постоянным звонкам, нашим бесконечным разговорам, спорам. За наполненность эмоциями и — нередко — за приходящую следом пустоту внутри.

Всё это ты, всё из-за тебя.

Ненавижу за то, что ты для меня — словно наркотик, навязчивая идея, напасть, наваждение…

Мое чувство к тебе дает мне крылья, и я порхаю подобно… легкой бабочке — так, наверное, порхает еще ни разу не согрешившая душа. Оно же ударяет меня оземь, растаптывает, превращает в ничтожество, комок комплексов, когда просто не хочется жить…

Я знаю, даже если мы не будем вместе больше никогда, ты превратишься в фантом, — и я все равно буду продолжать болеть тобой.

Я ненавижу себя за то, что так тебя люблю…»

Она поставила многоточие, должное досказать за нее еще что-то, возможно, то, о чем не говорится вслух, но что подразумевается ею и должно быть понято им…

Она точно знала — это сработает. Подействует на него, как действовали всегда такие ее импульсы — на грани надрыва, немного «чересчур». Ведь ему польстит, что это он, он вызывает в ней такие эмоции. Ему даже станет чуточку жаль ее — не умеющую владеть своими чувствами, подверженную таким вот душевным порывам. Она такая беззащитная, слабая… — он почувствует себя рядом с ней сильным, большим, мудрым.

Вот и теперь он мягко пожурит ее: «Ну зачем ты так? Хочешь, чтобы я чувствовал себя виноватым? Зачем ты копаешься в себе, к чему эти археологические раскопки души?»

Потом была встреча, привычный букет желтых хризантем, сплетенье рук, биение сердец, объятия, из которых не хотелось друг друга отпускать… Всё это было, но… Как бы ни стали они друг другу дороже и ближе, тех самых слов, заветных, ожидаемых, Алина так и не услышала. И в тот самый момент, когда ей было так хорошо с ним, решила: дальше продолжать не стоит.

Пока он спал, она собралась и уехала.

Звонки, звонки, полные тревоги и недоумения сообщения на телефон и электронный ящик, разыскивание подруги, расспросы: где Алина, что с ней случилось, почему она молчит. Снова неотвеченные звонки градом. Потом все реже. И — тишина. Последнее, что написал ей в почту: «Что ж, умерла так умерла…»

Казалось бы, фраза как фраза. Даже шутливая. Но как кольнуло…

Она не сообщила Борису о своем приезде. Зачем? Всполошится, начнет метаться: хочет видеть, не хочет… Знала, он, конечно, обрадуется, но потом, если она снова уедет, ему станет еще больней. Вспомнила, как на его вопрос, где она, ответила коротко: «В городе», имея в виду чужой город, не его. А он не понял, запаниковал, стал звонить, подумав, что она приехала к нему и не застала.

Пусть будет сюрпризом, решила она, а приятным или наоборот…