Кульминацией этого периода стало самоубийство империализма в двух самых смертоносных и наименее рациональных или выгодных войнах в истории. Как видно из табл. 10.1, Вторая мировая война имела самый высокий абсолютный уровень смертности и самый высокий годовой уровень смертности, а также самый большой геноцидный компонент среди всех войн в истории. Первая мировая война занимала второе место в истории по количеству погибших за год. Ни в одной из них рациональность не проявлялась. Об опыте солдат я рассказываю в главе 12, а здесь кратко остановлюсь на причинах.
В течение десятилетий, предшествовавших 1914 году, в Европе, как представляется, существовал стабильный геополитический порядок, в центре которого находились два союза великих держав: центральные державы - Германия и Австро-Венгрия - противостояли Тройственной Антанте в составе Великобритании, Франции и России. Баланс сил между ними, казалось бы, должен был обеспечить мир в Европе. Две Балканские войны 1912-13 гг. усилили амбиции Сербии, что вызвало тревогу Австро-Венгрии. Но великие державы делили между собой трофеи в Африке и Азии, англо-германская военно-морская гонка закончилась в 1912 г., а массовые армии могли сдержать войну. Но великие державы и их клиенты заполняли все пространство Европы так, что любая война между ними была бы катастрофической.
В июле 1914 года австрийский эрцгерцог Франц Фердинанд был убит в Сараево ячейкой сербских националистов, которые провалили операцию, но почти случайно успели его убить. Неприятности между Австро-Венгрией и Сербией были предсказуемы и могли привести к третьей Балканской войне. Но кризис, связанный с убийством, в течение следующих тридцати семи дней перерос в Великую войну, охватившую почти весь континент плюс колонии в других странах. Два союза устояли, но в условиях войны, а не мира: Россия, Франция, а затем и Великобритания перешли на сторону сербов, а Германия - Австро-Венгрии. Реалисты расценили это как неудачу в балансировании союзов в условиях смены власти, неспособность справиться с дестабилизацией, вызванной усилением Сербии на Балканах, ростом военной мощи России, упадком Габсбургов и превращением Пруссии в глобально амбициозную Германию. Обычно в эскалации войны больше всего винят немецких правителей, особенно за то, что они подтолкнули Австро-Венгрию к войне. Однако тирания истории привела к тому, что война оставалась стандартным способом дипломатии для всех держав. Если переговоры срывались, война оставалась нормальным явлением. Культ наступательных действий, насаждаемый высшим командованием, таил в себе новые опасности. Так, как только разразился кризис в Сербии и нависла угроза войны, мобилизация России, Австрии и Германии, проведенная с большой скоростью, усилила друг друга, и дипломаты не успели открыть эффективные каналы переговоров, а ультиматум Великобритании Германии о недопущении вторжения в Бельгию поступил слишком поздно.
Почти все правители считали, что войну можно быстро выиграть за счет стремительного наступления. Никто из них не планировал масштабной промышленной и военной мобилизации, которая оказалась необходимой. Не было и плана "Б" на случай заключения мира путем переговоров: безоговорочная капитуляция или ничего, что предоставляло право принимать решения генералам. Конечно, война показала, насколько они ошибались, поскольку в сражениях 1914-18 гг. на Западном фронте оборона одержала верх над наступлением, что привело к огромным потерям, хотя передвижение фронтов было очень незначительным (см. главу 12). Это можно было бы считать понятными ошибками, если бы не пример кровавой Гражданской войны в США. Те, кто настаивал на войне, с высокомерной снисходительностью считали, что это произошло из-за того, что американцы были дилетантами в военном деле.