Вторая мировая война носила ярко выраженный идеологический характер. Подавляющее большинство лидеров считали, что их дело правое, будь то обеспечение национальных или расовых прав и власти в мире (Германия, Италия, Япония) или победа над фашизмом (Китай, Советский Союз, Франция, Великобритания, США). Такие убеждения играли значительную роль в поведении солдат, повышая их самоотверженность. Однако в войне существовали два разных типа идеологии. Среди западных союзников мы видим достаточно "латентную" форму "имманентной идеологии" - убежденность солдат в том, что они ведут справедливую войну в защиту своего образа жизни, но эти убеждения носили скорее имплицитный, чем эксплицитный характер, пропаганда со стороны военных властей была незначительной. Напротив, в германской армии, особенно на Восточном фронте, в японской и, прежде всего, в Красной армии существовали явные "трансцендентные идеологии", которые командиры стремились внедрить в своих солдат для создания более высокого, даже самоотверженного морального духа, поскольку они презирали риск смерти. В последующем развитии ХХ века идеологии стали "оружием слабых", что позволило технологически уступающим армиям выровнять положение на поле боя за счет превосходства в моральном духе. Мы увидим прямую коммунистическую цепочку в используемых методах и результатах от Советской Красной Армии до Народно-освободительной армии Китая (НОАК), Народной армии Северной Кореи (НКНА) и Народно-освободительного фронта Вьетнама (НОФВ). В следующей главе я сравню их методы ведения боевых действий с методами их противников. В этой главе я рассматриваю вермахт и Красную армию, а затем перехожу к западным союзникам.
Солдаты вермахта на Восточном фронте
Воля вермахта к борьбе вплоть до взятия Берлина и смерти Гитлера производит впечатление крайне идеологизированной армии. Но Кершоу настаивает на том, чтобы мы рассматривали это в контексте немецкого общества, поскольку гражданская воля не ослабевала. Он подчеркивает, что военные действия "вплоть до почти полного опустошения и полной оккупации противником" - большая редкость на войне. За последние десять месяцев этой войны, с июля 1944 по май 1945 года, погибло гораздо больше мирных жителей Германии, чем за предыдущие пять лет; за этот же период погибла половина военных - 2,6 млн. из 5,3 млн. человек. Даже когда Рейх рушился, нацистское руководство усиливало убийства миллионов евреев и других "унтерменшей". Кершоу выделяет четыре причины смертельной борьбы. Прежде всего, "структуры и менталитет харизматического правления Гитлера" объединяли харизматическое влияние Гитлера на немцев с его личным предпочтением скорее умереть, чем сдаться. Во-вторых, после провала заговора Штауффенберга генералы сочли невозможным предлагать переговоры или капитуляцию. В-третьих, репрессивный контроль над немецким обществом был делегирован Гиммлеру, Геббельсу, Борману и Шпееру и перенесен на местный уровень долгосрочными нацистскими региональными гауляйтерами. В-четвертых, это страх перед советской местью за злодеяния немцев против советских граждан. Геббельс уже вещал о том, что месть наступает в Восточной Пруссии по мере продвижения Красной армии.
Социологи Эдвард Шилз и Моррис Яновиц предлагают иное объяснение преданности вермахта: основная группа близких товарищей была главной силой, заставлявшей солдат продолжать сражаться даже тогда, когда поражение казалось неизбежным. Привязанность к чему-либо более широкому для них не столь важна, как и общая идеология. Они приводят довольно скудные данные, подтверждающие такое применение "теории приятелей", а большинство исследователей подчеркивают идеологическую приверженность немецких солдат, особенно на Восточном фронте. Среди офицеров вермахта 30 процентов были членами нацистской партии, что более чем в два раза больше, чем среди всех немцев, а дневники солдат свидетельствуют о глубоком расизме и личной преданности фюреру, как предполагает Кершоу. В Вермахте, как и в Красной Армии, были политические "комиссары", которые на еженедельных политических занятиях на уровне роты постоянно обучали солдат нацистской теории. Это помогало солдатам сражаться до конца и совершать ужасные преступления, мотивированные демонизацией евреев и славян и культом фюрера. Роберт Чинтино подчеркивает поклонение фюреру и видение Восточного фронта как борьбы за сдерживание еврейско-большевистско-азиатского потопа, угрожающего западной цивилизации. Солдаты охотно участвовали в геноциде, чтобы помочь этому. Суровая дисциплина сочеталась с лицензионной жестокостью по отношению к противнику. Один сержант описывал русских как "уже не людей, а дикие орды и зверей, которых большевизм расплодил за последние 20 лет". Другой писал: "Великая задача, поставленная перед нами в борьбе с большевизмом, заключается в уничтожении вечного еврейства". Все это вернулось к вермахту в виде советского возмездия.