О войнах

Тем не менее Малешевич повторяет выводы Маршалла как факты и приводит шесть авторов, которые, по его словам, подтверждают Маршалла. На самом деле трое из них просто повторяют выводы Маршалла. Трое, Рэндалл Коллинз, Дэйв Гроссман и Джоанна Бурке, действительно приводят новую информацию, но это их не убеждает. Я уже критиковал Гроссмана при обсуждении Гражданской войны в США, а с двусмысленной поддержкой Бурке я разбираюсь позже. Коллинз ссылается в основном на новаторские социологические исследования Стоуффера и его коллег, использовавших крупномасштабные опросы американских солдат и летчиков Второй мировой войны. Тем не менее, они не сделали практически никаких выводов относительно отказа от стрельбы.

Вместо этого Стауффер и его коллеги сделали акцент на страхе. В одном из американских пехотных полков, солдаты которого были индивидуально опрошены во Франции в 1944 г., 65% признались, что хотя бы один раз не смогли выполнить свою работу должным образом из-за сильного страха. Крупные обследования четырех пехотных дивизий на Тихоокеанском театре военных действий, проведенные Стоуфером, выявили физиологические реакции страха, очень похожие на те, которые Доллард наблюдал в Испании. 76% солдат заявили, что часто или иногда испытывали сильное сердцебиение, 52% - неконтролируемую дрожь, около 50% признались в обмороке, холодном поту и тошноте, 19% - в рвоте, 12% - в потере контроля над кишечником. Военный психолог Ральф Кауфман также сообщал о высокой частоте подобных недомоганий среди пехотинцев Тихоокеанского флота. Он рассматривал их страхи как рациональную реакцию на угрозу; физиологические последствия включали повреждения сердечно-сосудистой, желудочно-кишечной и дыхательной систем. Бурке соглашается с ним и нападает на слишком рационалистические, по ее мнению, теории социологов, которые игнорируют эмоции, соматические всплески, ярость, окаменение и другие разрушительные эмоциональные реакции в бою. Как социолог, я согласен.

Стоуффер и его коллеги опросили другую большую выборку солдат, выяснив, какие ошибки чаще всего совершают новобранцы и более опытные солдаты. Стрельба "на поражение", когда стреляют слишком много, а не слишком мало, пока не видят цель, оказалась третьей по распространенности ошибкой в обеих группах, после таких грехов, как сбивание в кучу во время патрулирования и слишком сильный шум ночью. Все это грехи гиперактивности. "Замерзание", показатель отсутствия стрельбы (по каким-либо причинам), заняло лишь девятое место. В дневниках пленных японских солдат пытались объяснить чрезмерную, по их мнению, стрельбу американцев тем, что американцам платили в зависимости от количества выстрелов! В современной войне стрельба в сторону похожа на отсутствие стрельбы в том смысле, что и то и другое - это вызванное страхом избегание риска, смысл которого в том, чтобы не выдать противнику местонахождение своего тела. И кто может винить солдата за любую из этих тактик, учитывая дальность и смертоносность современного оружия? Это было разумное поведение, вызванное страхом, а не моральными устоями.

Джозеф Блейк добавил автобиографии тридцати трех военнослужащих сухопутных войск. Первым ужасом, который они обычно испытывали, был вид изуродованного трупа, друга или врага. Это происходило раньше, чем их собственные первые действия, и этот вид часто был сознательной стратегией смягчения, используемой офицерами. Как следствие, "большинство мужчин, подвергшихся насилию, способны совершить насилие, не испытывая после этого никакого шока". Мужчины сообщают о своем первом убийстве (после воздействия) вскользь, как о части продолжающегося действия, или, если они говорят об этом, то говорят в терминах убийства как "естественной функции", "инстинктивного" и т.д.". Блейк приводит слова американского героя войны Ауди Мерфи: «Нелегко избавиться от мысли, что человеческая жизнь священна. . . . Если у меня и были какие-то сомнения, то они начали исчезать после взрыва снаряда, убившего Гриффина, и исчезли совсем, когда я увидел, как двое мужчин рухнули на железнодорожное полотно. Теперь, когда я пролил свою первую кровь, я не испытываю никаких сомнений, ни гордости, ни угрызений совести. Есть только усталое безразличие».