О войне. Части 5-6

Нападение на неприятельские части или на главные его силы должно мыслиться как необходимое дополнение обороны в целом во всех случаях, когда наступающий слишком легкомысленно относится к своей задаче и кое-где открывает свои слабые, уязвимые места. Под этим молча подразумеваемым условием протекают все действия обороны этого рода. Однако тут, как и при воздействии на коммуникационные линии противника, обороняющийся может сделать еще один шаг вперед в наступательную сферу и, подобно своему противнику, сделать предметом своих стремлений подстерегание момента для выгодного удара. Дабы иметь возможность рассчитывать на некоторый успех в этой области, обороняющийся должен или обладать значительным перевесом сил над своим противником, – что хотя и противоречит самой природе обороны, но все же случается в действительности, – или он должен обладать системой и талантом держать свои силы более сосредоточенными и возмещать своей деятельностью и подвижностью связанные с этим жертвы на других участках театра войны.

Примером первого является поведение Дауна в Семилетнюю войну, примером второго – поведение Фридриха Великого. Даун переходит в наступление почти исключительно в те моменты, когда его на это провоцирует Фридрих Великий своей преувеличенной дерзостью и пренебрежительным отношением к противнику (Гохкирх, Максен, Ландсгут). Напротив, Фридриха Великого мы почти всегда видим в непрерывном движении, стремящегося своими главными силами разбить тот или другой корпус Дауна. Правда, это ему удается лишь в редких случаях – по крайней мере результаты никогда не оказывались значительными, ибо Даун при большом превосходстве сил отличался удивительной осторожностью и предусмотрительностью; однако отсюда не следует заключать, что усилия короля оказывались совершенно бесплодными. Напротив, эти усилия представляли весьма действительное сопротивление, ибо – благодаря заботам и напряжению, которые противник был вынужден проявлять, дабы избегать чувствительных ударов, – нейтрализовалась сила, которая иначе способствовала бы прогрессу наступления. Вспомним хотя бы о Силезской кампании 1760 г., когда Даун и русские не могли продвинуться ни на один шаг вперед, будучи озабочены, как бы король не обрушился на них и не разбил бы их в том или другом пункте.

Теперь, нам кажется, мы отметили все, что составляет руководящие идеи и основные стремления, а следовательно, и опорные точки всей деятельности при обороне театра войны, когда не предвидится никакого решения. Мы преимущественно стремились перечислить их подряд, дабы представить картину связи стратегической деятельности в целом. Отдельные мероприятия, в которых они проявляются в действительности (позиции, марши и др.), мы подробно рассмотрели уже раньше.

Еще раз обозревая все сказанное, мы должны заметить, что при столь слабом наступательном духе, при столь ничтожном стремлении с обеих сторон искать окончательного решения, при столь слабых позитивных стимулах, при таком количестве внутренних противодействий, тормозящих и задерживающих решение, как это мы себе здесь представляем, существенное различие между наступлением и обороной должно все более и более исчезать. В начале похода один из противников вступит, конечно, на территорию другого, и благодаря этому его операция в известной мере примет характер наступления; однако может легко случиться, и это бывает очень часто, что другой вскоре все свои силы употребит на то, чтобы на чужой земле защищать свою землю. Так оба противника будут стоять друг против друга по существу в положении взаимного наблюдения; оба насторожившись, с тем чтобы ничего не потерять, быть может, оба также в равной мере рассчитывая остаться в выигрыше. Может случиться, как это было с Фридрихом Великим, что обороняющийся в этом намерении даже превосходит своего противника.

Чем больше наступающий отходит от роли продвигающегося вперед, чем слабее его нажим, заставляющий обороняющегося заботиться только о своей сильно угрожаемой безопасности и держаться строгой обороны, тем большее создается между борющимися равенство положения, при котором деятельность обеих сторон будет направлена на то, чтобы урвать у противника какую-нибудь выгоду, а себя оградить от ущерба, т. е. на подлинное стратегическое маневрирование. Такой характер в большей или меньшей степени носят все кампании, в которых взаимные отношения или политические задачи не допускают крупных решений.

Стратегическому маневрированию мы посвящаем в следующей части отдельную главу[180], но так как эта уравновешенная игра сил часто приобретает в теории неподобающее значение, мы считаем необходимым войти в более подробный разбор стратегического маневрирования здесь же, говоря об обороне, где по преимуществу такое значение ему и придается.

Мы назвали это маневрирование уравновешенной игрой сил, ибо там, где целое не приводится в движение, налицо имеется равновесие; где нет подгоняющего вперед стремления к крупной цели, там нет движения целого.