О войне города Парижа с норманнами

Впоследствии они возвращаются[185], вновь разбивают свой лагерь на уже названном лугу, почитая храм святого, как и прежде. Кроме того, мой господин Герман вернул четырём [людям] возможность пользоваться скрюченными членами, как прежде; вместе с движением, он также возвратил крепость их внутренностям и восстановил в своих правах еще недавно отнявшиеся колени и стопы. У одного угасли окна в мир [глаза], он вернул ему способность созерцать сверкающие лучи солнца. Некая женщина, также слепая, прибыла к графу Бейсину, заслугами блаженного [пробравшись] между свирепыми [врагами] безопасно и не претерпев никакого ущерба, после чего стяжала свет. Возле его [святого] подошв находится колодец, из которого если кто напьётся воды, тотчас же, страдая от лихорадки, помощью святого, если верит в него, получает облегчение[186]. Некая датская женщина, желая изготовить хлеб на этой [воде], тайно велит принести её себе силой – ибо священник, смотрящий за храмом, продавал колодезную воду нуждающимся по высокой цене. Когда хлеб положили на пламя, он тотчас принял кроваво-красный вид. Затем другая [датчанка] пыталась, как случайно узнали, зачерпнуть насильно, но достала кровавую влагу. Кто же смог бы обойти и исследовать столь многие чудеса святого? Если бы у меня была тысяча ртов и также столько же языков[187], наполняющих голосами и криком воздух и небо, я [всё равно] не смог бы рассказать о столь большом числе деяний моего [духовного] отца. Таков Герман, таков тот, кто, не пожелав продолжать блистать в мире, совершает для всех столь изумительные [чудеса], кто научился изливать знаки [своего призвания] прежде, [чем покинуть] родительское чрево, и узнал возвышенные добродетели прежде, чем [увидеть] свет [дня]. Какой святой, читатель, совершал когда-либо такое? Скажу, что может быть, если угодно, святой Иоанн Креститель. А потому моего Германа следует считать подобным ему. Он призвал жизнь обратно в три трупа, вернув выпавшие души в собственные обиталища. Скажи, город Париж, под какими предводителями ты будешь защищаться? – «Кто бы мог меня защитить, если не он среди первых, Герман, вся моя доблесть и любовь? После царя царей и святой его родительницы, он сам был мой царь и пастырь, и также отважный спутник и вождь. Для меня он как двуострый меч, он катапульта, и он щит, [далеко] простирающаяся стена и быстрый лук». Но так как в лесах раздается достаточно [хвалы] ему, пусть Филомела[188] упокоится.

[датчане пытаются пробраться под мостами] Стихи 388-410

Оставив за спиной изумительные [чудеса], возвратим [свой] голос к песне. Расскажем, как оставив не свершившимся хрупкий союз, полчище норманнов не желало спускаться от пределов франков к своим пещерам, но напротив, стремилось подняться вверх по течению Сены, при этом удерживая полученное серебро, чтобы добраться до твоих полей, о Бургундия[189]. Нет, подлинные желания были скрыты притворством; что последовало, замышлялось в глубине сердца, тогда как сказанное мною было на устах. Итак, они замыслили на квадригах Тетис, [несмотря на] добросовестно подаренное [им] жирное вознаграждение, тайком перебраться через мосты. Тотчас [об этом] донесли епископу Аншерику, который в то время был за трапезой с Эблем[190], - они приступили к блюдам, когда Титан стрелкой часов рассёк посередине струящийся светом лик небес[191]. Многочисленными веслами [поганые] ударили по глубинам вод. Париж дружно кричит, что язычники поднимаются против течения на восток, и тогда оба вместе встают, не заботясь больше о еде, призывают к оружию и проходят вдоль речных берегов и ревностно готовят зубчатые стены. Тут Эбль хватает тетиву и заставляет дрожать стрелу, которая затем ударила подмышку хозяина впереди идущего судна, проникнув внутрь через просверленное буравом отверстие[192] в борту. Так кормчий испытал превратности моря и смерти даже без того, чтобы их [испытало его] суденышко. Эти безголовые [норманны], следовательно, останавливаются и спешно отступают под крепость, потому что они потеряли Христа, самую голову.

[соглашение разрывается – сентябрь 887 г.] Стихи 411-441