О воспитании мальчика в неполной семье верующей матерью

Но вот из близлежащей церкви нам навстречу выдвинулся еще один Крестный ход! Оба потока верующих на несколько кварталов слились в единое грандиозное шествие. Какое это было потрясающее зрелище! Сколько священства, сколько хоругвей, икон, свечей, а люди выглядывали из окон домов и махали руками, приветствуя наше шествие. Илюша моментально проснулся и перестал капризничать, происходящее действо заворожило его. Он с интересом и восторгом наблюдал и за дальнейшей службой: по большому пространству храма ходили священники в сияющем облачении, в сопровождении свещеносцев, диаконов и всех поздравляли, всем возвещали: «Христос воскресе!» И мой мальчик тоже громко кричал вместе со всеми: «Воистину воскресе!» Конечно же, сыну очень запомнились и всеобщие разговины после Пасхальной ночи все в той же монастырской трапезной. Сын до сих пор впечатлен той первой своей заутреней, кроме того, тогда он успел пообщаться с настоящими англичанами из Англии и впервые задумался, сколько же людей сейчас встречают Пасху Господню и у скольких христиан теперь «Праздников Праздник и Торжество есть Торжеств». Я же сказала ему, что у него много братьев и сестер, и каждый рад ему и всегда, чем сможет, поможет, иначе просто быть не может, ведь мы христиане, все мы друг другу братья и сестры во Христе Иисусе.

К тому времени наша семья, наконец-то, оказалась в сборе, бабушка продала наш дом на прежнем месте жительства, и мы с Божьей помощью купили однокомнатную большую квартиру, мытарства по чужим людям прекратились. Летом того же года благодетели нашей общины совместно с батюшкой нашли помещение для домовой больничной церкви в местном санатории. В день памяти св. равноапостольной Ольги состоялся малый чин освящения алтаря и храма. Это было три года назад. Батюшка наш к тому времени более или менее оправился от болезни и со рвением приступил к службе. На первом же молебне мой сын, спотыкаясь и заикаясь, тормозя на каждом слове, по благословению батюшки читал Апостол. Бабушки плакали от умиления, а я умирала от волнения и страха за Илью. Так он начал свое послушание при алтаре.

Помимо послушания на богослужении, у мальчика была и другая обязанность при храме: я писала объявления о предстоящих богослужениях, а он должен был их расклеить по поселку. К этой обязанности он также относился добросовестно, и случалось так, что нам, взрослым, владельцы торговых точек и не разрешали наклеить объявление на свои магазинчики, но Илье почти никогда в этом не отказывали. Приходил он помогать и сестрам-матушкам убираться в храме и украшать его для предстоящего праздника: чистил ковры в алтаре, начищал утварь и подсвечники, подметал, выносил мусор.

Службы стали проходить все регулярнее, и батюшка терпеливо обучал сына азам послушания: когда и как подать или принять кадило, куда поставить свечу, где встать, когда поклониться. Нужно сказать, что поначалу я не видела особого воодушевления в сыне. Он аккуратно приходил со мною на каждую службу, занимал свое место, и тут его начинало «выворачивать» на изнанку. Парень мой с наслаждением чесался, где только мог достать, самозабвенно засовывал палец в нос, его одолевала неукротимая зевота, он непрестанно переминался с ноги на ногу, его голова вращалась на все триста шестьдесят градусов. При этом он постоянно озирался на меня и спрашивал глазами и бровями: как он ведет себя? Нормально? Честно говоря, все это меня очень сердило. Однако вспомнила, как было трудно поначалу мне, взрослому человеку, стоять в церкви, и немного умирилась. Община по-доброму отнеслась к мальчику, все защищали его, если я в притворе ругала его за чесание, зевоту и остальное.

Батюшка с матушкой также жалели Илью и смягчали мое недовольство, убеждая в том, что все так начинают, что лукавый искушает еще неопытного в духовной брани ребенка, что он еще маленький, всего восемь лет, что все постепенно наладится. Тем не менее я строго-настрого запретила сыну постоянно оглядываться на меня в храме, сказав, что теперь ему и мать, и отец —батюшка, он должен смотреть во время службы только на него и никуда больше. В то же самое время я стала иногда отправлять его на богослужение одного. И он шел. И ни разу не соблазнился играми сверстников, чтобы остаться с ними, и не опоздал к началу богослужения.

Сын упорно занялся изучением церковно-славянского языка, ибо ему вскоре предстояло начать читать Часослов. Тем не менее для нас здесь нашлась причина побороться. Илья торопился читать, пытаясь добиться беглого чтения, но «зачитывал» ошибки, привыкая читать неправильно. Я настаивала на медленном, осмысленном чтении. Вот уж было поле для «духовной брани»! Кое-как достучалась до него, внушила, что нельзя перевирать и переставлять слова: тогда сатана похищает их, и они не доходят до Бога. А вскоре я своими руками сшила мальчику его первый стихарь. Он был красного цвета и с золотистыми галунами. Однако, чтобы надеть его, предстояло начать читать Часослов. И вот этот день настал.