«О, возлюбленная моя!». Письма жене

Под впечатлением от статьи я позвонил Додзину (ничего, что сегодня воскресенье), извинился и сказал, что ввиду изменившихся обстоятельств наша договоренность отменяется. Прости, что я сделал это, не посоветовавшись с тобой, драгоценная моя советчица, но я уверен, что ты не будешь возражать, потому что Додзин не вызывает никакого доверия. Кто его знает, что он там делает за нашей спиной и проводит ли все выступления по ведомостям? Копаться в его мыслях у меня нет никакого желания, изменить его натуру я не могу. Никакой гипноз не в силах сделать афериста честным человеком, иначе бы преступников не сажали бы, а отправляли к гипнотизерам. Если даже я внушу ему, чтобы он оформил все как полагается, то после нашего отъезда он может где-нибудь схитрить. И мы окажемся виноватыми заодно с ним. Ну его! Слава Богу, мы можем позволить себе выбирать, с кем нам иметь дело, дорогая моя. Я составил список тех, с кем не стоит работать. Когда ты вернешься, ознакомлю тебя с ним. Список небольшой, в нем всего четырнадцать человек — капля в море. Да — всего лишь капля, но такая капля послужила поводом для публичного разноса Барзиловича. В статье есть замечательные слова — справедливости ради (ради справедливости, ты только подумай!) автор признает, что о многих левых концертах Барзилович мог ничего не знать. Но он все равно виноват, потому что он начальник и за все отвечает. Каким образом он, бедный, сидя в своем кабинете, может видеть, как кто-то дает левый концерт где-нибудь в Клину? В его конторе нет разведки. Если бы автор действительно ратовал за справедливость, то написал бы о конкретных виновниках, а не валил бы все на Николая Павловича. И хорошенько проверил бы информацию, прежде чем садиться писать свой мерзкий фельетон, который я бы назвал пасквилем. Тот якобы левый концерт, из-за которого Шурик и Коля опоздали в Колонный зал, был концертом в ЦДСА![60] Левый концерт в ЦДСА?! Ты можешь вообразить такое? Зрители аплодировали, кричали «бис», никак не отпускали любимых артистов, вот и вышло так, что они опоздали. Но они все же успели на концерт в Колонный зал, приехали ближе к концу, однако администратор, оскорбленный тем, что они опоздали к назначенному времени, отказался выпускать их на сцену. Эту историю рассказал мне сам Шурик еще в ноябре. Тогда, кстати говоря, все прошло тихо. Ну опоздали, бывает. Самим же хуже — не получили денег за выступление. Но сейчас вдруг понадобилось вытащить на свет историю двухмесячной давности! Ладно, я еще допускаю, что у Барзиловича много недоброжелателей. Он руководитель, а любой руководитель, хочет он того или нет, наживает врагов. Тому отказал, этому запретил и т. п. Но Шурик! Ты же хорошо его знаешь, это милейший и добрейший человек. Кому понадобилось позорить его на всю страну? И Колю заодно с ним. Решительно не понимаю. Такое впечатление, будто автор статьи схватился за первые подвернувшиеся ему под руку факты. У нас в Гуре таких горе-репортеров, печатающих непроверенные сведения, называли «мацой к Пуриму»[61].

Напиши мне, драгоценная моя, что ты думаешь по этому поводу. Мне очень интересно твое мнение, но могу предположить, что оно полностью совпадает с моим. Очень обидно, что из-за небольшой кучки аферистов будет страдать много честных людей. Жалко тех, кто попал «под обстрел». Что примечательно — в статье проехались по Шурику и Коле, но не упомянули А.В., у которого почти все концерты левые. Яниночка рассказывала мне, как в Евпатории на концерте А.В. вместо продажи билетов с зрителей попросту на входе брали по тридцать рублей! Представь себе! Я не собираюсь осуждать А.В., потому что это не в моих правилах, я просто удивляюсь тому, как несправедливо устроен мир, любимая моя. Одни нарушают, другие страдают.

Грустное получилось письмо, любимая моя. Прости меня, прости. Я бы предпочел написать тебе о чем-то хорошем, но эта проклятая статья совершенно выбила меня из равновесия. Я привык работать спокойно. Ты знаешь, любимая моя, как важно спокойствие для моей работы. А теперь я стану нервничать всякий раз, когда буду брать в руки газету, стану с подозрением относиться к тем, с кем мы работаем… Зачем все это? Кому оно нужно? В русском языке есть слово, которое как нельзя лучше подходит к этой ситуации, — свистопляска. Это настоящая свистопляска под видом борьбы с недостатками. Милостью Божьей мы избавились от одной напасти[62], но сейчас можем получить другую. Разве можно работать в такой нервной обстановке? А она будет нервной, я знаю. Статья в «Советской культуре» — это только начало. Будет и продолжение. Так что выход у нас один — работать только с теми, кому мы можем полностью доверять.

До свидания, любимая моя. Целую тебя крепко. Очень люблю тебя и сильно по тебе скучаю. Я рад тому, что у меня есть такой друг, как ты, друг, которому можно доверить самые сокровенные мысли. Обещаю тебе, любимая моя, что следующее мое письмо будет веселым.

С нетерпением жду ответа.

Твой В.

20 января 1955 года

Аидочка, дорогая моя, здравствуй!